“Великие каппадокийцы” – под этим именем прослыли в истории святые отцы четвертого века – Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский и несколько их друзей и единомышленников. Это было время того взлета православного богословия, которое больше уже не повторялось никогда.

* * *

Учение христианское просто для простых, как цветущее дерево оно не нуждается в объяснении. Счастлив тот, кто может смотреть на него любуясь, черпая в нем душевные силы. Но во все века находились люди, требующие отсечь ту или иную ветвь нашего учения, якобы ради лучшего его усвоения; или привить к нему новые ростки, не понимая, что они задушат православие, выпьют из него все соки. Сами по себе эти люди были не страшны. Но по их вине все темное, что накапливалось в православном мире, разом возгоралось и грозило уничтожить Церковь.

Но всякий раз во время смертельной опасности неведомо откуда, подобно ангелам, выходили на свет люди, умевшие твердо и ясно объяснить необъяснимое и успокоить страсти.

* * *

Одним из таких людей был св. Григорий Богослов. Юность его была легкой и счастливой. Достаточно сказать, что его лучшим другом был будущий учитель Церкви св. Василий Великий. Родители их принадлежали к самым знатным фамилиям Малой Азии, следует добавить – и самым доблестным. Бабушка Василия Великого Макрина в диоклетианово гонение скрывалась в лесах, мать была дочерью мученика. Ревностной христианкой была и матушка св. Григория. В молодости она обратила в православие своего мужа, родного отца Григория, который со временем стал епископом города Назиана.

Вместе готовились друзья к поступлению в Афинский университет, лучший в мире, вместе окончили его. Вернувшись после учебы на родину, св. Григорий желал лишь одного – уединения и созерцательной жизни. “Мое лучшее богатство Христос, который возносит ум мой горе”, – писал он. Мечтам его не суждено было сбыться. Отец против воли посвятил его в пресвитеры. Григорий был настолько потрясен этим, что бежал в монастырь к другу Василию. Как оказалось, из огня да в полымя. Василий посвятил его в епископы, но Григорий вновь бежал, на этот раз обратно к отцу.

После смерти родителей, не чувствуя в себе никакого призвания управлять епархией, святой Григорий призвал в Назиан других епископов с просьбой избрать для отца заместителя, а сам отдался тихой, размеренной жизни, чтению, молитвам. Увы, недолго длилось это счастье. Того, что не смогла сделать смерть отца, совершила смерть друга. Церковь могла получить достойного преемника Василию Великому лишь в лице Григория. Ему было предложено возглавить столичную Константинопольскую кафедру, -фактически стать во главе православного мира.

Дело здесь было не в организаторских способностях св. Григория. В этом отношении он был неталантлив до смешного. Какой-то мошенник из Египта, который и в монахи-то постригся не снимая парика, втерся к святителю в доверие и захватил его кафедру. Власти, естественно, выгнали новоявленного архиепископа в шею. Но степень наивности св. Григория Богослова этот случай обрисовывает достаточно ярко.

* * *

Но были у него способности, в которых Церковь нуждалась намного острее. В это время христианский мир раскололся на две враждующие части. Одна состояла из православных, другая из ариан, утверждавших, что Христос не родной Сын Бога-Отца, а был как бы усыновлен для посредничества с людьми. Человеческий ум тяготеет к крайностям – от языческого многобожия ему легче было перейти к идее не просто Единого, но и одинокого в своем абсолютизме Бога-Отца. Правда о том, что Господь Един в трех Лицах, давалась с трудом. Православные во всем положились на сердце, для которого в истине о Святой Троице нет противоречий.

А вот ариане решили, что истинно то, что удобно для рассудка. Для сражения с ними и потребовалось призвание Григория в Константинополь. Дело это было исключительно опасное, ведь столица империи находилась, по сути, в руках еретиков. Красноречие святителя было для них гибельно. Удивительно, но этот отшельник, выше всего ценивший уединение, со всеми умел найти общий язык. В то время всякий торговец в Константинополе на вопрос о цене товара мог ответить: “Отец больше Сына”, или “Сын произошел из несущих”.

Григорий же спорам отвлеченно-философским противопоставил учение о святости, напомнил о том, что Бог – это тот непостижимый идеал, стремясь к которому человек совершенствуется и очищается. До св. Григория споры шли об Отце и Сыне. Он одним из первых громко заговорил о Духе Святом. Напомнил, что только в равночестной Троице Духу есть место. Унижая Сына, мы унижаем и Святого Духа, а вместе с Ними оскорбляем и Отца. И народ слушал Григория затаив дыхание, стыдясь того бездарного умствования, в которое увлекли его еретики.

Люди десятками, тысячами стали возвращаться в православие. Даже превосходному администратору Василию Великому не удавалось произвести такого впечатления на народ. К Григорию были подосланы убийцы, но слава Богу, покушение не удалось.

* * *

Все привлекало к св. Григорию людей. Он был чрезвычайно добр, терпим к инакомыслию, чувство мести было ему совершенно чуждо. За всю жизнь он никого не обидел, ходатайствовал за несчастных, всегда поступался своими желаниями. Когда Григория обвинили в том, что его мягкость может послужить на благо врагам православия, он добровольно покинул Константинополь и провел оставшиеся годы жизни в селении Арианз. Сражаться он мог только за веру.