– Получается заколдованный круг – священник не хочет служить, потому что народа нет, а народа нет, потому что священник не хочет каждый день быть в церкви. О ситуации в глубинке я знаю по моему родному городу на Орловщине – Болхову, куда я езжу каждое лето.

Люди там по традиции очень любят молиться в день ангела, в день памяти родных – они приходят в храм, а батюшки нет. Молебен или панихиду заказать нельзя. И наоборот: когда батюшка хочет служить – народа нет. Нет контакта между народом и священником.

У нас в Болхове почивают мощи священноисповедника Георгия Косова – у него можно было бы поучиться современным священникам, что значит быть «народным батюшкой». Он был простым сельским попом, а удостоился того, что о нем писали литераторы, к нему съезжались люди не только из ближних мест, но и издалека. Почему? Потому что он любил народ. Как он привлек к себе эти сотни и тысячи? Молитвой. Он приехал в заброшенный храм, прихожан почти не было, и он стал молиться каждый день. Потом, когда пришел народ, он со всеми беседовал, почти непрерывно служил молебны, помазывал маслицем – и так каждый день десятки лет. Почему он стал по-настоящему «народным батюшкой»? Потому что его храм открыт был целый день, иногда и полночи, и таким же открытым было его сердце. Если бы сегодня каждый из нас, священников, по слову Святейшего Патриарха Алексия «совершал литургию после литургии» – то есть не бежал бы домой, а посидел бы еще с народом, поговорил бы, спросил, какие нужды у кого, помог бы, – тогда и наши храмы были бы полными.

Каждый год, каждое лето я очень много езжу по России – и в Курск, и в Брянск, и в Орел, и по монастырям – и везде вижу одно и то же: священника народ видит только за богослужением и не каждый день, а по нужде жизненной священника не найдешь. Спрашиваешь: «А где батюшка? Хотелось бы потолковать». – «А его нет, он занят». А чем занят, разве храм – не главное его занятие? Сегодня равнодушие и пассивное отношение священнослужителей к своим обязанностям заставляет людей забыть дорогу в храм.

Почему в Болхове у нас три храма, а священников я там не вижу – служат, что называется, «налетом» в субботу и воскресенье. И так повсюду. А ведь что стоит начать службу в 8 утра – кто-то пришел бы помолиться, поставил бы свечечку, ушел бы утешенным – и у батюшки весь день свободный, если уж не может целый день быть в храме. Я бы сказал, что это главный порок наших дней, главный порок священства, – мы забываем свои прямые обязанности – заботиться о народе Божием. Мы забываем исторические примеры.

Ныне прославленный отец Алексей Мечев десять лет молился в пустом храме в центре Москвы. К нему обращался его ученый собрат-академист: «Ну что, отец Алексей, все кадишь в пустом храме?» – «Да, кажу, кажу». А потом его знала вся Москва, и не только Москва.

Почему отец Иоанн Кронштадтский стал «всероссийским батюшкой»? Ведь сколько в Питере и по всей стране в то время было священников – десятки тысяч, но именно он приобрел такую любовь народа. Потому что ходил по всем закоулкам Кронштадта, по трущобам, и был легкодоступным всегда – ездил по квартирам, по гостиницам с паломниками, каждого старался утешить, с каждым поговорить.

Трагедия наших дней в том, что сейчас почти нет таких священников. Поэтому люди бросаются в секты, а не идут в церковь.

– Получается, мы, русские люди, как дети. Нам нужен отец, а не требоисполнитель. Нужно, чтобы тебя утешили, по головке погладили, сердечным теплом поделились. Если так батюшка будет встречать народ в храме, тогда никто не уйдет из него, правда?

– Святая правда. Пятьдесят два года назад, став священником, я перед собой поставил ясную и определенную цель: я обязан рассказать о Боге обманутому советскому народу. Потому что я сам – из той же среды. Служа в Никольском соборе, спустился с амвона и стал говорить с народом. Кто-то засомневался: зачем это надо? Но только так, в непосредственном, живом общении, я смог понять, что нужно сказать человеку, пережившему блокаду, войну, потерявшему своих родных. Я до сих пор помню, с какой жадностью на нас, священников, смотрели глаза этих людей.

Меня учил отец Константин Быстриевский в Никольском: «Когда служишь молебен, ты спроси: а что с ним случилось? – если увидишь в списке заключенных или болящих». И я внял его отеческому совету и стал расспрашивать народ.

– Так близко общаться с народом в то время было опасно.

– Намного опаснее другое – равнодушие. Потому мой владыка, митрополит Григорий (Чуков), так меня напутствовал: «Иди, учи народ!» И я понимал: меня народ кормит, я живу на народные деньги, и я обязан отслужить.

Потому терпеливо всех выслушивал. И я знаю, что Господь меня покрывал, хотя мне грозили. Здесь, в храме на Серафимовском кладбище, староста очень возмущался моими проповедями, потому что по тому времени они были очень резкими, ведь я призывал людей к Богу, к храму Божию. Я это говорил, а псаломщик писал на меня доносы уполномоченному. Меня вызывали, и приходилось им отвечать: «Ничего не могу поделать, я священник, поэтому должен нести имя Христово народу».

Если бы сегодня, сейчас все священники помнили, что они обязаны говорить людям о том, что мы живем в жуткое время – природа нам мстит, кругом катастрофы, террористы, сектанты, наркоманы, болящие. Нужно исправляться, нужно жить по-другому. Если бы священники не забывали об этом напоминать людям, то храмы всегда и везде были бы полны народом. Но нет, отца-священника на приходе не найдешь. А когда его встретишь, он не знает, что сказать, как разрешать жизненные вопросы.

Нужно не по книжкам учиться, а у народа. Например, я всегда учился у народа, в том числе на его горе. Учился учить.

Наш долг, долг православных христиан, – смиренно принять Божие руководство. Бог прежде нашего прошения знает, что нам нужно. Когда мне говорят: «Вот мой сын, мой внук был такой хороший, а теперь испортился». Я спрашиваю: «А чем это он был такой хороший? И объясните, когда он стал плохой». А все просто: оставшись без отцовского надзора, сын бросил мать, на улицу пошел, а эта улица дала ему кличку вора и до тюрьмы и лагеря довела. Почему дети плохие? Им все разрешают. А если бы священники почаще с родителями беседовали, убеждали их, что нужно с детьми быть строже, не давать им свободы, не пускать на дискотеки, на улицу, – сколько бы судеб переменилось к лучшему.

– Вы говорили о том, что храмы могут опустеть от того, что батюшки «не работают с народом», не выполняют своих обязанностей. Но обязанности есть не только у священников, но и у мирян. Какие они?

– Когда мне задают вопрос, что миряне должны делать для церкви, я говорю: вы обязаны ходить в храм каждую субботу, и воскресенье, и в праздники, не пропуская. Чтобы научиться вере, надежде и терпению, как в школе. Представьте, прихожу я в школу в первый класс, и мне не понравилось. Иду домой к матери: «Я учиться не буду». Она в ответ: «Ладно, не учись». И что же? Деваться-то куда-то надо, иду я на улицу… А потом проходит 10 лет: «Дайте мне аттестат зрелости». – «А ты учился?» – «Нет». – «Тогда иди гуляй дальше». Так и храм – это школа, которая делает человека зрелым, готовит к Царствию Небесному. А улица – мирская жизнь с ее губительными соблазнами. Так что молитва в доме Божием – наша обязанность.

– Первая обязанность христианина, кем бы он ни был по своей мирской деятельности, а особенно, если его работа связана с проповедью слова Божия – на школьном, врачебном, журналистском и подобных послушаниях, – быть постоянным прихожанином своего храма?

– Главная обязанность, где бы ты ни находился, чем бы ни занимался, соблюдать постановления церковные во всем. В том числе, например, в том, что касается внешнего вида, одежды.

В храм люди всегда старались надевать самую лучшую, самую красивую одежду. И я в своем храме первое время боролся с тем, чтобы люди не ходили на исповедь в застиранных футболках. Теперь у нас мужчины стоят в храме в костюмах, в рубашках с галстуками. Никто не ходит в джинсах, в обтянутой одежде. Особенно я боролся и борюсь с тем, чтобы женщины не ходили в церковь в брюках. Женщина, как говорится в Библии, вообще не должна ходить в мужской одежде, за это она подпадает под проклятие.

Кто-то говорит: «Христос не спросит с меня, в чем я одет, а спросит, что у меня на душе». А на самом-то деле нет ничего случайного, внешнее отражает внутреннее. Брюки на женщинах – это одно из сильнейших оружий Запада против России. Женщина в брюках ведет себя, как мужчина, она не умеет быть хорошей женой и матерью. Она сама о себе как бы говорит: «Я – мужик».

Почему правоверные мусульмане уважают свои обычаи – ходят в платках и в длинных юбках? И почему православные должны в угоду западной моде одеваться так, как диктует мир сей? Печально, что и в школах уже почти все учительницы ходят в брюках, в том числе и православные женщины.

– Батюшка, я знаю, что многие православные прихожанки (и я сама до недавнего времени) в обычной жизни предпочитают любой другой одежде брюки, ссылаясь на удобство. И считают, что в этом нет ничего особенного. А вы так не считаете?

– Это дань моде. А разговоры об удобстве – уловка. Во время войны женщинам на фронте, медсестрам, регулировщицам, артиллеристам давали не брюки, а юбки. В штанах ходили только те, кого называли «ночными ведьмами» – летный состав. Каково было в юбке тащить раненых с поля боя, а вот не одевали же брюки. И в немецкой армии – мы смотрим кинохронику и видим: женщины ходили только в юбках.

А сейчас, в мирное время, идет война – уничтожение генофонда. И надо понимать, что одежда в немалой степени удерживает человека от греха, это жизнью доказано. Родителям нельзя пускать это на самотек, нельзя позволять детям одеваться «как все». Потому что современная одежда, мода современная в большинстве своем кричит о том, что «все позволено»!

– Получается, что прежде, чем рассуждать о духовных вещах, об идеях, нужно постараться исполнить хотя бы простые правила… Когда вы говорили о мужской одежде, я вспомнила, что из всех моих знакомых женщин среднего, а тем более молодого, поколения, я знаю только двоих, которые никогда в своей жизни не надевали брюк, – и они, действительно, наиболее женственные и по внешнему своему облику, и по внутренней сути.

– Да тут ничего удивительного нет. Прежде чем рассуждать о сложном, научитесь хотя бы тому, что мы получили от своих предков. Почему за века истории наши предки не приняли ни татарскую одежду, ни польский сюртук, ни комиссарские одежды? Вдумайтесь. И когда научитесь понимать важность соблюдения простых правил, тогда поймете и глубину духовную.

Я всегда говорю в пожеланиях на Новый год: нам говорят, что мы живем по восточному календарю в год «крысы», «овечки», многие вывешивали календари с овечками. Вот она нам и потоптала людей, один Беслан чего стоит. На будущий год петуха будут славить, что он нам принесет?

Не надо отказываться от обычаев предков и перенимать чужое. Но не надо и ссылаться на прошлое.

– Батюшка, какие пожелания вы хотели бы адресовать читателям газеты «Вера»?

– Надо любить свою родину. А не так, как некоторые: «Поехали в Грецию, поехали в Турцию». Покупаются там в чужой водичке, а потом болеют целый год и не могут вылечиться. А у нас есть свои святые источники, свои красоты. Я, например, никогда не ездил в жаркие страны, а каждый год езжу на родину – в Болхов, и Господь даровал мне и в 77 лет здоровье, крепость и радость. Запомните, мои родные, родина всегда дает исцеление. Поэтому все наши писатели, все наши подвижники стремились к себе на родину. И там получали вдохновение и силы – и физические, и духовные.