ПАМЯТЬ
ЧИСТЫЙ ЧЕТВЕРГ
Сорок дней со дня кончины первоиерарха РПЦЗ владыки Лавра совпало с Великим, или, как его зовут у нас на Руси, Чистым четвергом, когда совершается чин омовения ног. В советские времена он был запрещён, как и многие обряды Церкви, которые большевикам казались особенно искусительными для пролетарского сознания. Сохранялся чин только в Русской Православной Церкви За Границей, и лишь недавно началось его возвращение в Россию.
Митрополит Лавр все годы своего архиерейства свято исполнял эту православную традицию, притчу в действии. Как это происходило? Полукругом садились, как предписано, двенадцать священников, по числу апостолов. Старец митрополит обходил их, садился перед каждым на лавочку и, погрузив ноги священника в «серебряный» тазик, вытирал их вышитым полотенцем – рушником. Обычно это происходило при большом стечении монашествующих, паломников, семинаристов. Каждый раз они ярко переживали происходящее, словно переносились в тот день, когда это действо было совершено впервые – Господом нашим Иисусом Христом.
Когда митрополит Лавр выходил со своим тазиком, опускался перед священниками, это не было чем-то нарочитым. Очень естественно всё выходило, как продолжение той заботы об учениках, которых Господь доверил владыке.
Мне посчастливилось наблюдать, как ведёт себя будущий Первоиерарх Русской Церкви За Границей по отношению к людям. Вспоминается, как задолго до объединения Московской Патриархии с РПЦЗ в Джорданвилле учился один семинарист из России, державший у себя в комнате портрет нашего Патриарха Алексия Второго. У некоторых преподавателей семинарии это вызывало раздражение, ведь считалось, что наша Церковь «сергианская», «экуменическая» и прочее. Но владыка Лавр вступился за этого студента, пояснив, что никто не имеет права давить на него, это вопрос духовной свободы.
В другой раз, когда объединение уже началось, на митрополита Лавра обрушился с обвинениями известный православно-патриотический публицист Назаров. Он полагал, что владыка не разбирается в политике, поэтому российские власти его используют. Назаров не знал, что владыка ни одного, даже самого небольшого дела не предпринимал без глубокой молитвы, внимательно относился к соборному мнению. В нём не было своеволия, и поэтому использовать его было невозможно. Книга, в которой публицист высказал свои претензии, между тем лежала себе в книжной лавке Джорданвилля. Митрополит знал об этом, держал назаровское писание в руках, но ни словом, ни намёком не дал понять, что книгу нужно изъять из продажи.
Добавлю, что на собрания, где обсуждалось объединение, он приглашал самых ярых своих критиков, чтобы была полнота мнений. Когда его избирали главой Русской Церкви За Границей, владыка сказал, что пока ты молодой – сам ходишь, а когда старый – идёшь куда ведут. Речь шла о послушании, о том, что чем опытней человек, тем больше он внимает к Богу. Сами рассудите, можно ли было таким человеком управлять?
Говорил он глуховато, не по-ораторски, не любил громкие проповеди. Обычно обращался к Евангелию, разъясняя смысл прочитанных на богослужении слов. При этом старался избегать назидательности, не любил её и не почитал себя кем-то настолько значимым, чтобы поучать свысока. Иногда семинаристы обращались к нему с вопросами, как да на ком жениться, но митрополит Лавр отвечал в таких случаях, что он монах и ничего в подобных делах не смыслит. Не пытался быть старцем. Обещал, однако, помолиться, и по молитвам его многое устраивалось. К письмам, а послания к нему шли со всего света от людей самых разных, он вообще относился очень щепетильно. Ни одно не осталось без ответа. Если не хватало сил и времени, поручал готовить помощникам, но затем читал, что они написали, вносил поправки.
Всем отвечал, обо всех проявлял заботу. Вот забавная история. Принесли к нам однажды в трапезную манную кашу и мюсли – изюм, сушёные фрукты, кукурузные хлопья. А священник из из Московской Патриархии, бывший на завтраке, растерялся: сидит смотрит, не понимая, что ему с этими мюслями делать. И что было дальше? Владыка встал, сам наложил гостю каши, потом объяснил, что делать дальше, добавив: «Извините, в Америке мы такое вот едим». Это было типично для него – уделять внимание людям, замечать их затруднения.
Во время нашего последнего – телефонного – разговора я ещё не знал, что владыка прощается со мной, что его слова станут для меня духовным завещанием.
– Как дела? – спросил он меня.
– Тружусь во славу Божию, – ответил я, может быть, несколько самонадеянно.
– Только не во свою славу, – напутствовал он.
Так владыка Лавр всю жизнь омывал ближних.
Рассказ А.Чернавского записал В.ГРИГОРЯН
 | назад |
| вперед |  |
