ВЕРТОГРАД


ГОДЫ АРЕСТОВ

Редакции «Русского пастыря», напечатавшей в 2000 году воспоминания игумении Иулиании, известно о ней лишь то, что та была старшей сестрой в Храме Христа Спасителя, сидела в Соловецком концлагере, а последние годы своей жизни провела в Успенской обители г. Калистога (Калифорния). Скончалась она 5 декабря 1972 года и похоронена в г. Сан-Франциско.

В начале революции, когда передвижения по Москве не было, извозчики исчезли, трамваи не ходили и от снега улицы не расчищались (а зима была снежная), мы, сёстры Храма Христа Спасителя, считали своим митрополитом владыку Новгородского Арсения, второго кандидата на Патриарший престол. Он жил недалеко и часто служил по воскресеньям и малым праздникам, а по будням за литургией бывал почти ежедневно.

Благословляя после литургии, он любил петь с народом. В одно из воскресений вдруг спросил: «Вот мы все христиане, бываем в храмах, молимся Богу, но вот нам придётся идти с крестным ходом, что мы будем петь? Что вы знаете наизусть?»

Послышались ответы: «Царю Небесный», «Отче наш», «Богородице», «Верую»...

«Этого мало... Знаете ли “Честнейшую”?»

Молчание... Потом ответы: «Не всё...», «Только начало».

Митрополит улыбался и, наконец, задал урок – к следующему воскресенью выучить «Честнейшую». Выучили, конечно, сёстры и кое-кто из прихожан. Владыка не забыл заданный урок и сам начал петь «Честнейшую». Когда кончил, похвалил тех, кто выучил, но заметил: «Вот те, кто близко стоят, знают хорошо, а кто дальше – не твёрдо. Надо к следующему воскресенью выучить».

Потом владыка задал «Воскресение Христово видевше...» Таким образом, народный хор под управлением митрополита Арсения мог петь без перерыва, пока подходило под благословение 5-6 тысяч человек, а иногда и больше (Храм Христа Спасителя вмещал 14 тыс.).

Наступил Великий пост. Митрополит Арсений прочёл Великий канон. По окончании пения последнего ирмоса вдруг получилась пауза. Но через минуту, снявши мантию, митрополит вышел на клирос, за ним – духовенство храма, и начал читать Великое повечерие. Ещё и сейчас помню его голос, как он читал: «День прешед, благодарю Тя, Господи, вечер, прошу, с нощию без греха подаждь ми, Спасе, и спаси мя». Оказалось, хор, пропевши ирмосы, ушёл. Кто-то из священников прочёл начало утрени и шестопсалмие, но нужно было дальше петь. Как быть? Сёстры подвинулись к клиросу и пели под управлением митрополита, расхрабрились и прихожане. К концу утрени нашёлся типограф, предложивший регентовать (он потом был в храме псаломщиком и регентом, после чего попал в ссылку). С Божьей помощью всё прошло хорошо.

Как и для всех святителей, для митрополита настал час ареста. Он пробыл в тюрьме на «знаменитой» Лубянке на этот раз не очень долго. За одной из всенощных под небольшой праздник мне шепнули: «Митрополит Арсений прошёл в алтарь!»

В храме ходов и переходов много, и в темноте входящих заметить бывает трудно, но всё же владыку не пропустили, и все заволновались. Но вот прибежал мальчик из алтаря с распоряжением сёстрам не уходить, а петь напутственный молебен митрополиту Арсению.

Как только кончилась служба, митрополит вышел из алтаря на клирос. Это уж был не торжественный митрополит, а странник в чёрном подряснике с кожаным поясом, с посохом в руках. После молебна владыка, как всегда, сказал вдохновенное слово о пользе гонений не только для христиан, но и для Церкви Христовой, что воистину блажен, кто сподобится сделаться общником Христовых Страстей, хоть сколько-нибудь гонимый, как Он был гоним, в темницу заключённый, как и Он заключён был. Потом владыка у всех просил прощения за строгость, которую он проявлял, ревнуя о благолепии служб церковных.

Со скорбью расстались мы с митрополитом Арсением. Владыка уехал в Новгород. Там он тоже был заключён в тюрьму.

В период ареста Святейшего Патриарха Тихона и заключения его в Донском монастыре по делу Патриарха в Москву, во внутреннюю тюрьму, на Лубянку, из Владимирской тюрьмы был переведён митрополит Крутицкий Никандр и из Новгородской – митрополит Арсений. Дело Патриарха неожиданно кончилось, но митрополиты оставались под стражей. Потом выяснилось, что они отправлены будут этапом в Туркестан и для этого находятся в Таганской тюрьме, которая в то время считалась пересыльной.

Это было на Страстной неделе. Всю Страстную пришлось по очереди дежурить перед тюрьмой в ожидании этапа, и только на второй день Пасхи они были назначены на этап. День был весенний, тёплый и яркий. С ними ещё отправлялся архиепископ Симферопольский Никодим.

Конечно, конвой, построившийся, чтобы вести заключённых на вокзал, разгонял нас, но совсем нас отогнать было трудно.

После долгого ожидания стали выводить заключённых и строить их по четыре в ряд. Вышли и владыки все вместе и встали в один ряд.

Начались окрики конвойных и щёлканье затворов – этап двинулся. Пользуясь тем, что этап шёл по трамвайной линии «Б», провожающие, когда конвойные уж очень ругались и грозили арестовать, садились на трамвай, проезжали одну остановку и опять встречали этап. Когда линия «Б» кончилась, то, опытные в тюремных делах, мы поспешили скорее встать около той платформы, где сажают заключённых в тюремные вагоны, и стали ждать прибытия этапа.

Когда митрополиты стали подниматься на платформу, мы смогли их разглядеть. Бледные особой тюремной бледностью, в подрясниках и скуфьях, они несли каждый свои вещи в двух мешках наперевес через плечо. Но лица у них были радостные. И мы не плакали, провожая их, а громко, сколько было сил, крикнули: «Христос воскресе!»

И услышали ответ не только от них, но и от близстоящих заключённых: «Воистину воскресе!»

Позже, в ответ на отправленные посылки митрополитам, я и другие сестры получали очень интересные письма, но из-за постоянных обысков мы не могли их хранить.

Через много лет мне удалось, не совсем легально, приехать по поручению церковному в Москву. В то время московским правящим архиереем был архиепископ Питирим, отбывший, так же как и я, срок в Соловецком лагере. Радостно встретившись с владыкой Питиримом, я просила как можно скорее доложить обо мне Блаженнейшему, т.к. мне долго оставаться в Москве было нельзя. Владыка Питирим пошёл обо мне докладывать и, придя, сказал: «Сейчас у Блаженнейшего есть посетитель, а вы побеседуйте со старцами. Вы их рады будете видеть. Они у нас живут».

Старцами оказались приехавшие на сессию Синода митрополит Арсений, теперь уже не Новгородский, а Ташкентский, и митрополит Анатолий Одесский.

Митрополит Анатолий, самый смиренный из всех митрополитов (так о нём говорили), очень маленького роста, близорукий, всегда больной, но особенно высокой, чисто монашеской жизни, был единственным, кто задал мне толковый вопрос по моём возвращении с Соловков: «Чему-нибудь там научилась?»

Он на вид какой был, такой и остался, но митрополита Арсения сразу узнать было невозможно: это уж был не представительный, торжественный митрополит, а худенький, смиренный старичок, и только в дальнейших разговорах вы чувствовали, что это тот же митрополит Арсений, но поднявшийся духовно на много ступенек выше. Мне ещё удалось повидать митрополита на прощание. Он мне сказал: «Скоро будет мой 50-летний юбилей в священном сане, а по Библии это юбилей покоя, и я молю Господа, чтобы Он по Своей великой милости и мне, грешному и недостойному пастырю, послал покой».

В декабре владыка мне написал: «У меня карбункул на шее, очень страдаю от боли, высокой температуры и бессонницы, но это совсем неважно; важно, что это первый звонок. Если переживу Ефрема (день памяти прп. Ефрема Сирина. – Ред.), то ещё год проживу. Молитесь, чтобы Господь послал мне мирную кончину. Пора!..»

28 января, на преподобного Ефрема Сирина, владыка Арсений скончался. Господь внял его молитвам.

Игумения Иулиания (Невакович)

назад

вперед



На глав. страницу | Оглавление выпуска | О свт.Стефане | О редакции | Архив | Форум | Гостевая книга