ПЕРЕКРЁСТКИ
ПРОСТЫЕ НРАВЫ
Свечи на вынос
В церковной лавке толпились люди. Брали в основном свечи. Молодая женщина попросила десять штук восковых.
– Простите, вы ставить будете или с собой хотите взять? – спросила работница лавки.
– С собой.
– А можно узнать, для чего?
– Да вот дочка болеет, бабушка лечить будет. Воск отливать.
– Да вы что! Это же колдовство.
– Да какое же колдовство? Всегда так лечили. Бабушка верующая, в церковь ходит, её священник лечить благословил.
– А вот этого не может быть. Никогда священники таких бабушек не благословляют и даже к причастию не допускают, как ворожей.
– Да я сама видела, как батюшка её благословлял.
– А на что благословлял, вы слышали? Есть такие хитрые бабушки: лечат людей заговорами, воск отливают, а перед этим подойдут к батюшке и говорят: «Благословите!» А батюшка-то не знает, для чего просят, и благословляет. Они же потом всем и говорят, что, дескать, в церкви на лечение благословение взяли. Так что не берите грех на душу, а приводите ребёнка на причастие, даст Бог, и поправится. Да и самой нужно поисповедаться и причаститься, ведь дети наши – это наши грехи воплощённые, за нас, бедные, страдают.
– Так не дадите, что ли, свечей?
– Простите великодушно, но взять на себя такой грех не могу. Подходите, следующий!..
– А мне три свечи любые, только заверните, пожалуйста, – просит женщина, что стояла следом.
– С собой хотите взять? А для чего?
– Да квартиру почистить.
– И как это вы её «чистите»?
– Да как обычно – зажигаю и освящаю все углы, вся нечисть и выжигается.
– А вы знаете, что это та же ворожба?
– Если это ворожба, то что тогда здесь, в церкви, происходит? Ведь везде свечи горят.
– У свечи одно предназначение – светить, здесь их и зажигают, чтобы светить, а не «святить». Свеча – суть нашей молитвы; мы свечу зажигаем, молимся и уходим, а свеча горит, и пламя от неё к небу тянется, как наша молитва. В этом духовный смысл церковной свечи. А какой духовный смысл, когда вы со свечой по квартире бродите? Это и есть ворожба. Чтобы квартиру освятить, священника вызывают и святой водой комнаты кропят, да не углы, а стены. Так что простите, для таких целей отпустить вам свечи не могу.
– А мне, милая, только одну, но восковую. Я не ворожить, я ухо полечить, – охая проговорила другая, старая, женщина. – В ухе стреляет, так мне нужно воск в бумагу завернуть, поджечь, он гной-то и вытащит.
– Бабушка! Так вам воск нужен, а не свеча. Свеча ведь молитвой освящена, грешно её так использовать. Сходите на рынок да воску купите.
– Так на рынок-то, милая, далеко, а церковь рядом.
– Ну хорошо, приходите завтра, я спрошу у кладовщицы – у неё должны быть свечи ещё не освящённые, я одну для вас отложу, уж потерпите до завтра. Следующий!
– А мне тоже восковых. Я не для отливки и не для чистки квартиры, уж я понимаю, что к чему, – у верующего врача лечусь. Мы там во время медитации свечи зажигаем.
– О Господи! Какая ещё медитация с церковной свечой? Это в восточных религиях медитация, а в православии даже термина такого нет. Не могут быть такие врачи православными.
– Нет, она даже очень православная! У неё в кабинете кругом иконы висят. И «Отче наш» она перед диагностикой ауры читает!
– Женщина! Отойдите пока в сторонку, сейчас батюшка с треб вернётся, он с вами поговорит. Вы сами не знаете, в какой капкан по своей воле идёте. Да что это за день такой сегодня? Подходите, кто следующий. Вам что, тоже свечи с собой?
– Да нет. Вот хочу поставить за здравие да за упокой.
– Ну слава Тебе, Господи!
На Купалу
7 июля, полдень, в автобусе душно и тесно. Раздражённая запаренная кондуктор обращается к молоденькой девушке:
– Садитесь, вон место освободилось.
– Да я мокрая вся.
– А я что, не мокрая? Садитесь!
После того как девчушка села, стала понятно, что она имела в виду: на том месте, где она только что стояла, расползлась лужа. Оказывается, девушку, до того как она села в автобус, хорошенько облили водой.
– Ты, милая, не обижайся, – сказала сидящая рядом дама с крупно накрученными кудрями. – Сегодня день такой. Ивана Купалу на Руси всегда любили.
– Как это не обижаться? Идиоты! У меня сотовый теперь вон не работает.
Девушка стала разбирать свой сотовый телефон, вытащила батарейку и стала дуть на неё, пытаясь хоть как-то высушить.
– Подумаешь, сотовый! Ведь тебя святой водичкой окатили, будешь счастлива теперь, – стала успокаивать её кудрявая.
– Женщина! Что это вы тут суеверия распространяете? Какая ещё святая вода? – подал голос стоящий рядом седоватый мужчина с авоськой в руках. – Святая вода в церкви бывает, а не на улице.
– А вас и не спрашивают. Что вы в женские разговоры встреваете? Я с детства знаю, что святая. У нас в городке церковь была, так батюшка каждый год на Ивана Купалу воду святил и на всех брызгал.
– Так это батюшка, а не лоботрясы всякие. Да и воду святят обычно на престольные праздники. Церковь-то у вас, поди, в честь Иоанна Предтечи называлась?
– Да откуда я помню, как она называлась, – я ещё девчонкой была, мало что помню. Но как водой брызгали, помню хорошо. И что папоротник цветущий в этот день искать нужно, тоже помню.
– Ну и что, нашли?
– Что?
– Да папоротник цветущий.
– Да глупости это – папоротник не цветёт никогда.
– Ну вот, сами говорите, что глупости. Так что и поверье о святости воды, которой на улице обливают, – тоже глупость.
– Что вы мне тут хамите? – вскинулась кудрявая. – Стоите – и стойте себе, а то хуже бабы разговорились.
Мужчина замолчал. Девчушка тем временем всё-таки добилась своего – сотовый заверещал.
– Ну вот! – обрадованно сказала её соседка. – А ты переживала. Так что всё забудется, а счастье останется. Не слушай всяких зануд. Кого на Ивана Купалу искупают – тому счастье будет. Пропусти-ка, милая, мне выходить.
Женщина направилась к выходу. Двери автобуса распахнулись, стоящие на остановке подростки отвели спрятанные за спину руки, в которых были небольшие пластмассовые вёдра, и дружно окатили кудрявую с ног до головы.
Дьякон с церковной кружкой
На площади перед универмагом стоял мужчина монашеского вида. Этот вид придавали ему надвинутая до бровей скуфейка, чёрная куртка, надетая поверх подрясника, и длинная нестриженая борода. На груди у мужчины висела коробочка, которую обычно называют церковной кружкой, с надписью: «Пожертвование на храм Божий». Проходящие мимо люди бросали в кружку деньги, и бросали немало.
Около монаха остановились двое молодых людей.
– Странно, – сказал одни из них. – А я слышал, что священнослужителям собирать деньги на храм в общественных местах запрещено.
Человек с кружкой покосился на говорившего и слегка отодвинулся в сторону. Парень оживился:
– Видишь? Не нравится! Жулик, наверное.
Рядом остановилась пожилая женщина с девочкой лет шести.
– Смотри, Леночка, – проговорила она, – батюшка на храм Божий копеечку собирает. Давай и мы подадим. Тебе мама дала на мороженое, а ты Боженьке денежку пожертвуй. Он тебя любить будет и здоровье даст, а то ты у нас такая хлипенькая, прости меня, Господи.
Хлипенькой Леночке такое предложение явно не понравилось, и она насупила брови. Бабушка же достала из сумки мелочь и сыпанула в ящик. Монах в знак благодарности величественно кивнул головой.
– Батюшка, благословите внучку, – попросила женщина. – Квёлая она у нас, всё болеет и болеет.
– Я не батюшка, – ответил человек с кружкой. – Я дьякон.
– Скажите, отец дьякон, а разрешение на сбор пожертвований у вас есть? – встрял в разговор один из так и не отошедших парней.
– Есть, да не про вашу честь, – неожиданно огрызнулся дьякон.
– А вот мы сейчас проверим, про нашу или не про нашу, – вскинулся парень, достал удостоверение и сунул под нос дьякону. Тот внимательно изучил развёрнутые корочки, вздохнул, полез в боковой карман куртки и достал в четверть сложенную бумагу. Вокруг постепенно скапливался народ.
Молодой человек взял бумагу и стал читать вслух: «Настоящим подтверждаем, что Сергей Владимирович Сидорович является дьяконом Российской православной автономной церкви...» Прочитав бумагу, парень спросил:
– Что это за церковь такая – автономная?
– Истинная церковь! Благодатная! Я в неё недавно перешёл, там нет ИНН – печати антихриста, а в Московском Патриархате все антихристу продались: ИНН приняли, в дьявольской переписи участвовали, нет в Московском Патриархате благодати, – зачастил дьякон.
Из собравшейся толпы выступил мужчина средних лет:
– Я знаю, что это за дьякон. Да и не дьякон он уже. Его за штат уволили, и он побираться начал. Ему тут недавно ребята православные бородёнку-то отчикали, так он её отрастил – и опять за своё. И церковь ихнюю я знаю, их лжемитрополит Валентин – известный извращенец. Его недавно судили – пацанов малолетних растлевал, за содомский грех из Церкви и изгнали; так он решил свою создать – объявил себя митрополитом и отовсюду извращенцев собирает.
После этих слов все уставились на дьякона.
– Вы на что это намекаете? – возмутился он. – У меня жена законная и двое детей. Что вы тут чушь всякую несёте? И вообще, чего вы ко мне привязались? Не мешайте! Мне детей кормить нужно, а не в дискуссиях участвовать.
– Детей кормить?! – шагнула к дьякону женщина, недавно щедро высыпавшая мелочь в коробочку. – Так ты, паразит, деньги себе собираешь, а не на храм Божий?! Ну, так я тебе сейчас бородёнку-то выщипаю!
Намерения женщины были самые решительные. Дьякон, мгновенно оценив ситуацию, спрятал коробочку под куртку, подхватил полы подрясника и – рванул к станции метро.
На кладбище в Троицу
Троица. На кладбище многолюдно. Возле металлического памятника неторопливо трудится пожилая чета: она вырывает разросшуюся траву, он на небольшом деревянном столике размешивает в банке краску, готовясь к покраске памятника. Из-за высокого бурьяна появляется ещё одна пожилая женщина:
– Здравствуйте! С праздником!
– О, Степановна! Спаси Господи! С праздником и тебя!
Степановна вдруг замолчала и насупила брови. Затем, игнорируя вопросы знакомых, произнесла:
– Вы что это на Троицу грешите?
– Как это грешим?
– Как-как! Неужели не знаете, что в Троицу землю грех трогать, а вы вон траву подёргали, да ещё красить собрались, в праздник-то!
– Да ты что, Степановна! Мы с утра в храме побывали, всю литургию отстояли, коленопреклонённые молитвы выстояли, а теперь вот и поработать можно. Нам так и батюшка сказал. Да разве это грех – могилки поправить?
– Могилки поправлять нужно было вчера – в родительскую субботу, а сегодня землю трогать нельзя. Троица – праздник земли. Недаром говорят, что на Троицу земля именинница, – категорично отрезала Степановна.
– Вообще-то, Троица – это праздник Триединого Бога, – ответил мужчина. – А вот ты-то скажи, что тут тогда делаешь, коли вчера надо было быть?
– Да была я вчера. Вот табличку супостаты от Ваниной могилки отвинтили, а у меня запасная дома была приготовлена. А тут соседи поехали на машине на кладбище, ну, и меня с собой взяли. Каюсь, грешно сегодня работать, но что делать? Когда ещё на машине привезут? Сейчас сосед подойдёт, прикрутит мне табличку, и домой поедем, а вот красить не знаю когда соберусь. Сил нет совсем. Поди, Ваня мой не обидится, что памятник некрашеный, он меня всю жизнь жалел, пожалеет и сейчас.
Вскоре подошёл сосед Степановны и начал сноровисто прикручивать табличку к облезлому памятнику. Наконец табличка прикручена, и Степановна засобиралась восвояси:
– Всё! Пойду. Эту-то табличку из плексигласа никто не тронет. А та из нержавейки была, да Бог с ней. Жалко только тех, кто отвинтил: на том свете каждый грамм в пуд превратится и будет души их давить вечно, вот страх-то где.
– А я бы и на этом свете таких мародёров давил бы, – подал голос мужчина. Самое поганое дело – мёртвых обкрадывать.
– Воровать – дело вообще богопротивное, ведь сказано же в Библии: «не укради», – согласилась Степановна.
– Вот видишь, Библию знаешь, а в суеверия про землю веришь. Ты вот у батюшки своего спроси – он тебе ответит, да ещё епитимью наложит за языческие взгляды, – проговорил вслед уходящей Степановне мужчина, но она, лишь махнув рукой, заспешила к соседям с машиной.
Пожилая чета, прибрав могилку и покрасив памятник, села за столик перекусить. Под впечатлением от разговора со Степановной трапезничали молча.
– А ты знаешь, – задумчиво сказала женщина, – когда я маленькой в деревне росла, у нас тоже говорили, что на Троицу землю трогать нельзя. Будто в этот день души покойных выходят из могил, и если землю поворошить, то они туда уже вернуться не смогут и будут вечно неприкаянными маяться.
– И ты что, в эту ерунду до сих пор веришь?
– Да нет, конечно, так просто, вспомнилось. А ещё говорили, что на Троицу нужно обязательно добрые дела сделать, тогда Господь многое простит.
Женщина помолчала, потом, глядя на облупленный памятник мужу Степановны, сказала:
– Слушай, а давай Ванин памятник покрасим. Всё-таки доброе дело сделаем. Работать-то, может, сегодня и грех, а добрые дела в любой день делаются.
Мужчина подумал и согласился.
Валерий МЕЛЬНИКОВ
 | назад |
| вперед |  |
