ЭКСПЕДИЦИЯ
В СТРАНУ ДУШИ
(Продолжение. Начало в № № 633-636,)
Большой круг
Михаил Сизов:
Утром выяснилось, что отца Виссариона задержали дела (как исполняющий обязанности главы Сухумо-Абхазской епархии он загружен с утра до ночи) и аудиенция перенесена на полдень. Время свободное есть, куда пойти? На соседнем с епархиальным управлением здании замечаем табличку «Общество греков Абхазии» на трёх языках – абхазском, русском и греческом, и сама собой рождается мысль: почему бы и нам в Сухуме не поискать своих соотечественников?
Ветхость «греческой» таблички, сливающаяся с обшарпанностью многих сухумских зданий, не знавших ремонта с советских времён, подсказала, что греки своим землячеством жили здесь исстари. Такие же землячества имелись и у других национальных меньшинств. Но не у русских. Почему-то наши соотечественники, заброшенные за пределы России, не склонны «сбиваться в стаи» – до тех пор, пока не встанет вопрос о физическом выживании.
|
Как это происходило в Абхазии, ещё в Новом Афоне рассказывал нам седой казак Олег Петрович Петров. Предки его с Кубани, из Лабинска, но сам он родился и вырос на этой земле. Перед началом абхазо-грузинской войны работал зампредседателя Гудаутского райисполкома. Что-то тревожное уже разливалось в воздухе, и потомственный казак инстинктивно почувствовал: пора объединяться.
– И вот поехал я по гудаутским сёлам, – рассказал он. – Кинул клич: «Казаки здесь есть? Быстро собирайте круг, спускайтесь на трассу в такой-то день...» Взял автобус, проехал по шоссе и всех собрал. Только в одной Гудауте оказалось 186 казаков. Провели мы круг, меня выбрали атаманом Гудаутского района. После этого в Сухуме был общеказачий круг, возникли отделы в других районах, но самый мощный оказался у нас, в Гудауте. Атаманом всего землячества выбрали одного человека, фамилию его не помню... Ну, а меня выбрали первым товарищем атамана.
– Как это – фамилию не помните? – удивился я его забывчивости.
– Да произносить её вслух не хочу, – мрачно ответил казак. – Когда совсем запахло жареным, он на другую сторону переметнулся. И вместо него меня выбрали – верховным атаманом казаков землячества Республики Абхазия, так это называлось. А потом началась война. Хотя какая ж это война... Мы просто оборонялись – от тех негодяев, что пёрли на нас с танками и самолётами. У нас поначалу вообще оружия не было. На подступах к Сухуму, где много абхазов и казаков полегло, ребята шли в бой с охотничьими ружьями, у многих даже жаканов не было, стреляли дробью. Первое время мы думали, что будет, как обычно: ну, попугают, войдут-отойдут. Ни фига – видим, что конкретно пришли убивать! Мы с ружьями – а тут они танк вывели и так начали по нам лупить, что я забыл, где родился, ёлки-палки. В общем, Сухум мы им отдали. А после этого... Собственно, судьбу Абхазии решили две недели. Пока мхедриони Сухум грабили, народ в это время успел вооружиться. Например, мы в Гудаутах склад, оставшийся от советской армии, разобрали. Успели и добровольцы из России подтянуться. Очень много было бойцов с Северного Кавказа, на втором месте по количеству – казаки, вместе мы составили где-то десять процентов всех абхазских вооружённых сил. С одного только Дона через кордоны добралось к нам 350 человек, из них в боях полегло 140. Кубанских было 110, погибло 25, одному посмертно присвоено звание Героя Абхазии...
Позже я уточнил про этот эпизод с «переметнувшимся» атаманом. Действительно, было такое. Грузинское правительство проводило в России большую пропагандистскую кампанию, чтобы та не вмешивалась в «конфликт». И президент Ельцин сохранял нейтралитет. Такая же кампания в отношении русских, особенно казаков, заранее проводилась и в Абхазии: мол, мы вас не тронем, будем вместе жить и хозяйствовать в этом Богом благословенном крае. «Собственно, почему бы и нет? – рассудил тот человек. – Что мы должны абхазам? Совсем маленький народ, а грузины – побольше и посильнее. И тоже православные, можно с ними ужиться». Решение его было весьма рационально. И тем не менее, все русские, за редким исключением, не сговариваясь и не раздумывая, встали на сторону «проигравших», чья столица была уже в руках пришлых.
Когда я спросил атамана Петрова, ради чего умирали казаки, он так ответил:
– Мы здесь родились, это наш общий дом. Но земля эта – абхазская. Значит, и абхазское – это тоже наше, мы должны его защищать. К тому же было видно, что «Мхедриони» – националисты, они пришли убивать.
А что двигало добровольцами, которые приезжали из России? Могу ответить – как верховный атаман я ведь как раз занимался распределением всех прибывших на боевые позиции, поэтому говорил с ребятами по душам, знал их настроения. Так вот, 90 процентов русских добровольцев пришли, из-за того что увидели: обижают малочисленный народ. Ну представь: пятимиллионная Грузия – и примерно 150 тысяч абхазцев. По армейским нормам население может выставить на войну только десять процентов из своего состава, то есть из 150 тысяч – 15 тысяч солдат. Разве можно защищаться такими силами?! Другое дело, когда твой народ зверски уничтожают, за ноги людей привязывают к танкам и по земле волочат – тут уж один боец десятерых стоит... Это я за девяносто процентов наших добровольцев сказал. А остальные десять – просто сорвиголовы, «серые гуси», как мы их называли. У меня даже якуты воевали, кого только не было.
Интересно, что после грузино-абхазской войны в казачество стали вступать абхазы. И это был не спонтанный порыв – история соратничества казаков и абхазов уходит в глубь веков. Об этом свидетельствовал даже известный итальянский путешественник Иоанн Лукка. Будучи в Пицунде в 1629 году, он заметил в древнем храме большую чашу, наполненную золотыми и серебряными монетами. На вопрос, откуда это богатство, местный священник ответил, что они были пожертвованы Пицундскому храму донскими и запорожскими казаками после благополучного возвращения из турецкого похода. Известно, что абхазы не только гостеприимно встречали отважных братьев по вере, но и сами активно участвовали в их рейдах. В преданиях донских казаков сохранились сведения о совместных походах казаков с «абхазскими христианами» против турецких «басурман» – вместе нападали не только на Крым и ближайшие владения Турции, но и, переплывая Чёрное море, атаковали турецкие владения южного Причерноморья. Синоп «опровергали до фундамента», «самому Царю-городу (Стамбулу) давали пороху нюхати». Достигали Бессарабии и даже Египта («Белой Арапии»).
Казаков и адыгов-кавказцев сплачивал не только общий враг – Турция, но и сходство воинских культур. Например, у них было сходное отношение к смерти. «Смерть наездника в бою – плач в его дому, а потеря оружия – плач в целом народе», – гласит народная черкесская пословица. Запорожские же казаки так призывали идти в военный поход: «Кто хочет за христианскую веру быть посаженным на кол, кто хочет быть четвертован, колесован, кто готов претерпеть всякие муки за святой крест, кто не боится смерти – приставай к нам! Не надо бояться смерти: от неё не убережёшься. Такова казацкая жизнь!»
В настоящее время, как рассказал нам атаман Петров, казаки являются резервистами и участвуют во всех учениях, проводимых Минобороны республики. В каждом городе и райцентре имеется свой казачий атаман, среди атаманов есть и абхазы по национальности. Вот так война помогла русским объединиться – хотя, как водится у русских, в рамках своей национальной исключительности они так и не замкнулись.
Что самое страшное?
Казаки – статья особая, это всё же военное сословие. А хотелось встретиться в Сухуме с обычными людьми, берегущими свою культуру. Обратились мы в Конгресс русских общин Республики Абхазия, и там посоветовали поговорить с Тамарой Павловной Кириенко, которая стояла у истоков создания этой организации.
|
Встретила нас очень бодрая, прямо лучащаяся светом женщина. И не скажешь, что ей уже 73 года. За недостатком времени разговор получился недолгий, скорее, блиц-интервью.
– Тамара Павловна, правда, что русские во время войны из Сухума никуда не бежали?
– Да мы рады были бы эвакуироваться, только вот куда? – улыбнулась она. – Ельцин, помню, говорил: «Я буду бороться за каждого человека, за каждого русского, где бы он ни находился». Ничего подобного! В основном русские и страдали. Ведь как получилось-то? Грузины заранее вывезли свои семьи в Грузию. Абхазы по возможности спрятали стариков, женщин и детей в горах, только в сёлах ещё кто-то оставался. Евреев очень организованно эвакуировали – часть в Тбилиси отправили, где их самолёт «Боинг» ждал, а часть уплыла на корабле, который им прислали. Грекам тоже корабль прислали, они город покинули. А русские оказались никому не нужны. Я могла бы многое рассказать, что тут нам пришлось претерпеть...
– То есть, когда в Сухуме бои шли, вы здесь находились?
– Да, всю войну. Из них полгода в подвале сидели. Других людей в городе почти не было, одни только русские... Сидели в подвале и молились, что ещё оставалось делать? Хорошо, молитвы знала – я ведь с шести лет стала в церковь ходить. Когда папа в Великую Отечественную на фронте был, мы в Ростов-на-Дону переехали, а там все были верующие, многому научили. Вот всё и вспомнила... Повезло, что дом наш рядом с санаторием и этот квадрат мало обстреливали, снаряды верхом через нас перелетали.
– Обстрелы – это было самое страшное?
– Нет, голод страшнее. А ещё хуже стало сразу после войны – вообще нечего кушать. Я тогда взялась заниматься бедным населением. Открыла первую в Абхазии детскую гуманитарную столовую – продала все свои вещи, которые остались неразграбленными – холодильник, то, сё. Продукты для столовой нам дали иностранцы, а хлеба не было – и каждый день я покупала 30 булок детям и 10 булок в школу учителям, потому что учителя падали в голодные обмороки. Потом по линии Конгресса Русских общин ездила в Москву, обращалась за помощью в благотворительные общества. Добивалась, чтобы гуманитарку «Красный Крест» и другие организации направляли в Абхазию через Сочи, а не через Грузию – потому что через Грузию международная помощь к нам не доходила. Несколько раз с Юрием Николаевичем Вороновым, вице-премьером правительства Абхазии, ездила в Российскую Думу и в другие инстанции, доказывали там, что из-за экономической блокады дети недоедают, люди в обмороки падают. Впрочем, политикой этой Юрий Николаевич сам занимался, а я больше практикой.
– Воронов – он, кажется, был первым председателем Конгресса русских общин в Абхазии?
– Да, он создал эту организацию, объединив всех русских. При этом пользовался очень большим уважением у абхазов. Род его древний, известен со времён Ивана Грозного. Их родовая усадьба «Ясочка» была в Цебельде, там Юрий Николаевич и родился. Рассказывал мне, что уже в четырёхлетнем возрасте на территории усадьбы участвовал с мамой в раскопках на могильнике апсилов – древнейшего племени, давшего начало абхазской народности. Нынешнее название абхазского государства – Апсны – произошло от названия государства Апсилия, которое упоминается в античных источниках ещё в I веке. Позже Апсилию поглотило другое абхазское государство – Абазгия. Всем этим Юрий Николаевич интересовался с самого детства, стал доктором исторических наук, профессором Абхазского университета, директором Цебельдинского историко-культурного заповедника. А когда случился развал Союза и Грузия решила лишить Абхазию автономии, занялся политикой. Убили его в 1993 году – прямо в собственной квартире застрелил чеченский киллер из автомата. Чей это был «заказ», до сих пор не установлено. В Сухуме его именем названа улица. Президент Ардзинба, помню, сказал: «Лучше бы я потерял десять министров, чем Воронова». Он очень много делал, на износ работал.
– Тамара Павловна, а как Конгресс Русских общин и в целом русскоязычные относятся к непонятному статусу Абхазской Церкви? – спешу задать последний вопрос, вспомнив о намеченной встрече с отцом Виссарионом.
– Знаете, хотя это вопрос не нашей компетенции, но касается он нас напрямую. Ведь здесь в храмах молятся не только абхазы, которых Грузинская Патриархия считает «своими», но и армяне, русские, греки – а это в целом 30 процентов населения. Наш голос кто-нибудь услышит? Своего епископа в Абхазии нет, поэтому священников не хватает – и обделёнными в конце концов оказываемся мы. Пусть поставят епископа из России, из Грузии, хоть откуда-нибудь! Хотя грузина здесь вряд ли примут. И дело тут не только в послевоенном синдроме, конфликт-то намного глубже. Юрий Николаевич как историк исследовал национальные взаимоотношения, и он говорил, что грузинская насильственная ассимиляция началась ещё в XIX веке, а при Сталине стала вообще государственной политикой. Причём из административно-интеллектуальной сферы потихоньку вытеснялись и русскоязычные. По подсчётам Воронова, в 60-80-е годы русское население Абхазии сократилось более чем на 12 тысяч человек. Так что всё это давно зрело.
«Ну вот... поговорили о русской культуре в Абхазии», – подумал я. Куда ни повернёшься, везде отголоски войны. Едем поклониться гробу Иоанна Златоуста – натыкаемся на табличку: «Заминировано!». Обращаемся к местному археологу – он про взорванный музей да про находки, которые «подтверждают, что Абхазия – это не Грузия». Заговариваем с простой русской женщиной – и она о том же...
Маленькое неприятное происшествие
Игорь Иванов:
Утро понемногу перетекало в знойный день. Солнце жарило. Михаил в тенёчке беседовал с женщиной, пережившей осаду Сухума, а я ходил вокруг своей машины, точно волк вокруг овчарни, впору было зубами клацать: каким-то образом, возясь в багажнике, уронил внутрь связку ключей от зажигания и от дверей, а потом багажник захлопнул... Вот так история! Дубликат ключей дома, за тысячи километров, что делать? Можно выкорчевать замок или, например, выбить стекло, но как обратно ехать? В Абхазии отремонтировать не удастся, да и если до Сочи доедем, денег на ремонт не хватит...
|
Постепенно вокруг стал собираться народ. Надо заметить, что стояла машина во дворе одного из домиков в Сухуме, где мы по рекомендации отца Игнатия провели ночь. Почёсывали затылки такие же, как я, приехавшие с Севера водители, местные мужички предлагали разные решения проблемы: дёрнуть там, потянуть в другом месте, надавить, приподнять... Кто-то шутит, предлагая выкатить машину на пляж и ненадолго уйти – быстро вскроют... В общем, голова моя кругом пошла, и, может быть, вследствие этого головокружения в неё забралась совсем нетривиальная мысль.
– Подождите, у меня идея! – торжественно объявил я всем, накинул парадную рубашку и отправился в город. Идя по полупустынным улочкам, я всё присматривался: какие тут такси? Не знал ещё, что здешнее такси – это любая машина, которая останавливается по взмаху руки. А у кого, как не у таксиста, можно расспросить о таком деликатном деле?
Жара между тем установилась такая, что, кажется, именно из-за неё с платанов струпьями слезла кора. Из тени двориков на солнце сквозь заборы высовывались лишь пугающе-большие тропические цветы. Ноги сами привели меня к набережной, возле которой было так же малолюдно, как и на улочках, зато прохладней. В море плавало несколько человек, и я решил присоединиться к ним. Нырнул – и что-то необычным мне показалось, чего не было в Новом Афоне... Ещё нырнул и задержался под водой... Вода была пронизана каким-то электронным, весьма неприятным гудением.
Вынырнув, вдруг услышал от лежащего поблизости на воде дядьки, судя по всему местного, «комментарий знатока»:
– Гудит – это потому что включена электронная защита от грузинских диверсантов.
Слово за слово – и скоро мы уже ехали со «знатоком» в район городского рынка: именно там мог находиться человек, которого я искал. А нужен мне был профессиональный взломщик замков, попросту говоря «домушник». Опросил ещё несколько человек на рынке, наконец меня подвели к скучающему в каком-то киоске невзрачному мужичку. Ничуть не удивившись моей просьбе, он уточнил марку машины, адрес, сказал, что «оплата в зависимости от сложности», а свободен будет лишь ближе к вечеру.
Довольный, я отправился восвояси, поплутал по городу, а когда вернулся, вскрытие машины было уже в самом разгаре. Футболки скинуты, на траве лежит «инструмент» – всякого рода самопальные отжимы, зацепы и куски проволоки, а мои соседи, просунув длинную железяку в салон, пытаются зацепить замок изнутри. В общем, через полчаса кропотливой работы мы победили и поздравляли друг друга, восхваляя собственную находчивость. Я чуть не прослезился от такой солидарности, готов был обнимать всех помощников.
А время было уже торопиться на встречу с отцом Виссарионом.
Уроки грузинского
|
Снова мы идём мимо разбитой школы на ул. Абазинскую, к кафедральному собору Сухумо-Абхазской епархии. Построенный в 1915 году местными греками, до 40-х годов прошлого века он и был греческим приходским храмом в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. Отсюда его характерная византийская архитектура. В ограде храма ведётся ремонт, обустраиваются какие-то административные помещения. В храме прохладно, на паперти беседуют, опершись на палочки, две старушки: одна сокрушается, что принесла в храм накануне вечером парализованного голубя, а за ночь его съели крысы. Другая сетует на жару...
На дверях храма – Симон Кананит с мечом в руке. В храме тоже ведётся ремонт, сразу в глаза бросается роспись над алтарём – почерневший лик Богородицы с Младенцем и образ Святой Троицы с предстоящими. По всему храму расстелены ковры. Разглядываю иконы. Одна, особенно большая в киоте и под стеклом, похожая на образ Всех святых, привлекла внимание. Подхожу поближе. «Слава Католикосской Грузинской Церкви. Сухуми, 5 ноября 1954 года» написано прямо на иконе по-русски. Надо же, думаю, впервые вижу то, что напоминает непосредственно о Грузии. Впрочем, имеют ли святые у Престола Божия национальность? Отчего-то вспомнилось: благодаря известному хрущёвскому постановлению ЦК КПСС: «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения» именно в те дни в СССР на свет явилось такое понятие, как «научный атеизм»...
|
Нас окликают – глава Совета Сухумо-Абхазской епархии иерей Виссарион Аплиа ждёт. В кабинете управляющего епархией в глаза сразу бросаются портреты Патриарха Кирилла и Патриарха Алексия – других нет. На столе – государственный флажок Абхазии. В большой золочёной раме – красочный герб Абхазской епархии: двое святых, наверное Симон Кананит и Апостол Андрей, держат красный щит с крестом, на котором буквы «А.А.» (Апсны Аепархиа).
Отец Виссарион встречает нас по-домашнему просто, но несколько настороженно. Лишь потом я узнал почему. Незадолго до нас здесь уже побывала российская журналистка – её в епархии приветили по высшему классу, но то, что она потом написала, повергло здешнее духовенство в печаль.
Спрашиваем, как случилось, что он стал священником.
– Меня нередко спрашивают, как так получилось, почему вы стали первым после революции рукоположённым абхазцем по национальности, – оживляется батюшка. – Наверно, это было промыслительно. Я с детства любил Церковь. А рукоположили меня в дьякона в 1989 году. (Чин совершал во время своего визита в Абхазию нынешний Грузинский Патриарх Илия Второй, а спустя год иерейскую хиротонию совершал уже местный архиерей. – И.И.) Мне мой наставник отец Пётр советовал: «Ни в коем случае по-абхазски ничего не говори». Я удивился: «Батюшка, почему?» «Они, – отвечает он, – попытаются тебе всё перекрыть. На грузинском языке возгласы говори». Уже после рукоположения, когда обнаружилось, что я не знаю грузинского языка, они настолько были поражены! Да, я, к великому сожалению, грузинского языка не знаю. Почему? Не смог. А получилась так.
|
В первый класс я попал в грузинскую школу в Лыхны, абхазские школы тогда были повсеместно закрыты. В первый раз в первый класс. И вот целый класс детей, и все – абхазцы. Ну, ещё двое русских – на Лыхнинской чайной фабрике работали их родители. И все, сидящие там, не знали ни одного грузинского слова, ни одного! Вот входит учительница-грузинка – как сейчас помню, Циалла её звали. Сколько лет тому назад это было? Я с 1947 года. Посчитай, мне было шесть лет. Это 53-й год. Перед смертью Сталина. И вот такая ситуация: я начинаю ей что-то говорить по-абхазски, а она – хвать меня бамбуковой палкой, потом подходит ко мне и что-то говорит по-грузински, а я молчу, ничего не понимаю. И она снова палкой как даст! Так начиналось моё обучение грузинскому языку. А я с детства был живой, не любил подчиняться. В результате меня, как непослушного, пересаживали-пересаживали и на третий день я оказался в самом последнем ряду. Сижу я, значит, у себя на последней парте, Циалла подходит ко мне и замахивается своей бамбуковой палкой. А я возьми да эту палку выхвати. Ну, ударить её, естественно, не хватило духа. Я с этой палкой убежал из класса. И прямым ходом домой – до дома где-то метров семьсот. Отец спрашивает: «Что случилось?» Я: так, мол, и так. Он мотнул головой, опустил глаза и ничего не сказал. А потом отец исчез куда-то – нет его, и всё. У мамы спрашиваю: «Где отец?» – «Уехал». А на самом-то деле его забрали. Кому докажешь, что сына своего он дома не подучил. Вот так мой поступок оказался очень печальным для моего отца. Но, слава Богу, после смерти Сталина отца отпустили, потом абхазская школа открылась...
Много позже я узнал историю нашей семьи и почему мой отец-крестьянин тогда ничего не сказал мне, только горестно промолчал. Оказывается, я родился в семье «троцкиста». Мой дедушка был расстрелян по этому обвинению в 37-м году, все мои дяди высланы, потому что выступали против того, чтобы Абхазия исчезла как самостоятельная республика и оказалась в составе Грузинской ССР. Не только мои родные – все, кто был против, – стали врагами народа. У моего деда было одиннадцать детей. Сыновья были отправлены в Сибирь. Двое дядьёв – Володя и Алексей – вернулись, где могилы остальных – неизвестно. Но мой отец – он 1918 года рождения – смог доучиться в гимназии, и каким-то образом его, двадцатилетнего, не тронули. А потом война началась, она спасла отца и вообще всех... Словом, вот такая история семьи, история того, как я изучал грузинский язык.
Надо сказать, что речь отца Виссариона беспрестанно прерывали звонки. На одни он отвечал односложно, на другие – подробнее. Судя по его ответам, к священнику обращались по делам духовным, а просто как уважаемому старейшине. Атахмада (так в Абхазии называют старых людей) кому-то перезванивал, уточнял, урезонивал, советовал... Удивило, почему с некоторыми вопросами обращаются к главе епархии, а не в администрацию. Перерыв в интервью пришлось сделать, когда к о. Виссариону явились какие-то люди в пятнистом камуфляже «со срочным вопросом». Мы с Михаилом вышли. В прихожей столкнулись ещё с одним визитёром. Сказал, что пришёл к отцу Виссариону «за благословением», но в разговоре выяснилось, что это благословение подразумевало обстоятельную беседу на экономическую тему – стоит ли ему развивать бизнес где-то на Урале. Поэтому мы всё-таки попросили его обождать...
Главные вопросы
После ухода представителей армии, в которой отец Виссарион считается главным капелланом, продолжаем разговор.
– ...И вот, пройдя через это в детстве, спустя много лет столкнуться с грузинами... Нет, не с грузинами, а с Грузией. Грузины – народ нормальный, православный. Но вот Грузия вновь хочет абхазцев переделать в грузинов. Но ведь это невозможно. Как можно сделать, например, русского немцем? Спрашиваю их: почему Абхазская Церковь должна быть в составе Грузинской? А мы, отвечают, абхазцев просветили. Как это? Это неправда. Во-первых, ещё на Первом Вселенском Соборе в 325 году присутствовал абхазский епископ Пицунды Стратофил… А кафедра возникла ещё в начале IV века. Уже тогда община абхазская существовала. А во-вторых, хотя это важнее, нас просвещает, как и всякого человека, Христос Истинный Бог – Святым Духом. Идите и научите все народы, и дайте им Благую весть, – сказал Он. Не сказал: идите и просвещайте грузина на греческом языке. Кирилл и Мефодий были греками, но совершили подвиг и дали славянам богослужение на их родном языке. Они сознавали себя слугами...
– Славянский язык должен быть или нет в школах, как ты считаешь? – неожиданно обращается священник к Михаилу.
– Я считаю, что это культура народа... Должен быть, конечно.
|
– Во-от! – восклицает священник. – Общее образование в России предполагает изучение английского языка, немецкого, а где славянский язык?!
– А церковноабхазский язык существует? – спрашиваю о. Виссариона.
– Да, есть церковный абхазский язык, есть светский язык – они совершенно разные. Вот, скажем, возглас «Мир всем!». На абхазском церковном языке и на церковнославянском смысл его в том, что мир между людьми бывает, когда мы с любовью относимся друг другу, когда мы согласны. Согласие – это есть мир. А на светском языке мир – это как бы штиль, отсутствие волн в море. Значит, бездействие. Совсем другой смысл.
Наш собеседник вновь возвращается к тревожащему его «главному» вопросу для православных Абхазии:
– Православие даёт возможность каждому оставаться русским, сербом... Но если, не дай Господь, национализм поднимается над православием, тогда – тупик. Понимаете, то, что происходит сегодня, – это абсолютно неполезно нашему обществу. Христос Бог над всеми нами, мы все братья во Христе, все: евреи, арабы, абхазцы, грузины... Несть ни эллина, ни иудея… Мы за добрые, братские отношения с Грузией. Но зачем обманывать?
Даже в советской стране до 1931 года Абхазия была совершенно отдельной союзной республикой ССР. А потом, в 31-м году, Абхазия была включена в состав Грузии на правах АССР, и я вам рассказывал, что стало с теми, кто был против этого: они стали «врагами народа». Кто решил включить Абхазию в состав Грузинской ССР? Сталин взял и решил. Абхазия никогда не была – ни в духовном, ни в политическом отношении – подчинена Грузии. Наоборот было, да. Сегодня Абхазию не признают. Тихон, Патриарх Московский и всея Руси, в 18-м году не признал правомочность Грузинского католикоса на Абхазию и на Осетию. Он решился сказать правду. А вы, журналисты, почему об этом не говорите? Кто возьмёт на себя ответственность перед Богом за то, что двадцать лет мы не имеем епископа, то есть народ лишён полноты Церкви? Грузия не возьмёт, Москва не берёт. Но кто? Вопрос Абхазской Церкви должен быть решён на Соборе!
Не обязательно быть абхазцем, чтобы быть абхазским архипастырем. Вспомните Николая Японского во время русско-японской войны. Он не убежал в Россию, остался и благословлял паству на защиту родины. А грузины бросили абхазскую паству и убежали. И я вот возглавляю брошенный корабль. Если руль корабля бросить, он налетит на скалы. Я не сам возглавил, а батюшки, оставшиеся после грузинского бегства, выбрали меня. Когда мы пришли к отцу Петру лыхнинскому с просьбой возглавить нашу Церковь, он спросил: «Ты где служил? В кафедральном соборе. Вот и служи». Я говорю: «Какой из меня управляющий?» «Если будет что непонятно, спрашивай, мы поможем», - ответил он. Вот 20 лет я и управляю. Трудно. Потому что есть такие вещи, которые, не будучи архиереем, я не могу решить. Например, венчанные хотят развенчаться. Или больные просят послабление на пост. Я не позволяю себе перешагнуть свои полномочия. Приходится ездить к архиереям, спрашивать благословения в конкретных ситуациях.
...Мы ещё довольно долго беседовали с отцом Виссарионом о разном, так что ожидающий в «предбаннике» бизнесмен уже пару раз просовывал голову в дверь с вопросительным выражением лица. Градус разговора снизился, от государственно-церковных вопросов мы перешли на «общечеловеческие». В конце концов, по «духовным вопросам» батюшка посоветовал нам встретиться со своим духовным отцом протоиереем Петром Самсоновым, живущим в его родном селе Лыхны, и тут же набрал его номер и представил нас (отец Пётр в возрасте, болеет, и потому с журналистами не встречается): «Батюшка, тут ко мне хорошие люди приехали, православные, побеседуешь с ними?» Простились мы очень душевно.
...Вышли мы из прохлады на улицу – и сразу в пекло. Пустынно. По газону бродят пёстрые куры. Пёс укрылся в тени эвкалипта, в расплавленном небе реет аромат олеандров. В седловину гор вдали сползло и не может выбраться облако. Над полуденным Сухумом тишина.
 | назад |
| вперед |  |
