СТРАТЕГИЯ НА РАСКОЛ

К 90-летию начала кампании по изъятию церковных ценностей

В 1922 г. партийная линия по отношению к Церкви была выработана на базе кампании по изъятию церковных ценностей. Экспроприация проводилась под лозунгом сбора средств в помощь жертвам голода 1921 года. Им было охвачено более 22 млн человек, к маю 1922г. в неурожайных районах Поволжья, Урала, Казахстана, Украины от голода умерло более 1 млн человек.

Уже первые известия о начавшемся бедствии вызвали значительное общественное движение помощи голодающим. В него включились многие светские и церковные организации в стране и за рубежом. Одной из первых откликнулась на беду Церковь. Патриарх Тихон ещё 22 августа 1921 г. издал воззвание «О помощи голодающим», где призывал всех к добровольным благотворительным ­по­жертвованиям.

Патриарх неоднократно предлагал признать создаваемый им Церковный комитет помощи голодающим, но руководители страны не склонны были делать эту «уступку». Решение срочной проблемы затягивалось на месяцы. Вместо Всероссийского комитета помощи голодающим с широким представительством общественности была создана при ВЦИК Центральная комиссия (Помгол) – как один из органов партийно-совет­ского аппарата, а многие деятели Всероссийского комитета были репрессированы. Власти всё с большей подозрительностью относились и к международным организациям помощи, пресекая их деятельность как «антисовет­скую».

8 декабря 1921 г. ВЦИК разрешает религиозным организациям собирать средства под руководством Помгола. Соответствующее положение готовится нарочито неспешно, оно будет утверждено лишь 1 февраля 1922 г. Причинами этой неспешности является боязнь дать легальное поле действия небольшевистским общественным силам, а также споры вождей о наилучших методах искоренения религиозности в огромной крестьянской стране.

Но пока идут споры, Церковь, получив разрешение на участие в помощи голодающим, усиливает необходимую практическую работу. 14 февраля 1922г. публикуется новое воззвание Патриарха Тихона: «Мы вторично обращаемся ко всем, кому дороги заветы Христа, с горячею мольбою об облегчении ужасного состояния голодающих. Вы, православные христиане, откликнулись своими пожертвованиями на первый наш призыв. Бедствие голода разрослось до крайней степени. Протяните же руки свои на помощь голодающим братьям и сёстрам, деля с ними и кусок хлеба, и одежду по заветам Христа».

Глава Церкви не только призывал прихожан к пожертвованиям, но и разрешал передачу в пользу голодающих церковной утвари и имущества, «не имеющих богослужебного употребления». Хотя всё это с января 1918 г. Церкви уже не принадлежало, на деле слово Патриарха имело тут решающее значение.

Казалось, основа совместной борьбы властей и Церкви со страшным бедствием наконец создана. Однако пройдёт немного дней и власти поспешат разрушить эту основу. Речь идёт о чреватом столькими расстрельными приговорами декрете ВЦИК от 23 февраля 1922г. – главном партийном инструменте по разгрому Русской Православной Церкви. Этим декретом центр тяжести переносился с церковного участия на насильственное изъятие властью церковных ценностей.

Декрет базировался на уже накопленном новой властью солидном опыте. В 1922 г. Политбюро одну за другой создавало комиссии по сбору и реализации ценностей. Работу всех этих комиссий курировал Троцкий. Предложения Троцкого предусматривали, что в создаваемые фонды для экспорта не войдут предметы музейного хранения. Но одновременно давалось «поручение» Президиуму ВЦИК особо «обсудить вопрос о возможности продажи предметов роскоши и проч., имеющихся в музеях и других государственных хранилищах». В число «других» попадали и монастыри.

Законодательная база для этой деятельности была заложена с первых шагов советской власти. Ленинский декрет от 23 января 1918 г. «Об отделении Церкви от государства...» провозглашал: «Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют». Остальное было делом техники.

Сразу же экспроприировать имущество более 50 тысяч приходских храмов, 1120 монастырей, лавр, скитов новая власть не решалась. Начали с закрытия духовных семинарий, епархиальных училищ, домовых церквей и храмов в любых учреждениях. Значительные средства были получены к концу 1918 г. в результате экспроприации имущества Синода.

В январе 1918 г. произошёл вооружённый захват Александро-Невской и Почаевской лавр. Экспроприации, сопровождаемые расстрелами духовенства и мирян, быстро вышли за пределы столиц.

В 1918-1920 гг. удалось осуществить ликвидацию нескольких сотен монастырей. Проследить дальнейшую судьбу изъятых монастырских ценностей невозможно. Одновременно партия ВКП(б) стремилась ликвидировать как можно больше церквей.

С принятием ВЦИК декрета об изъятии церковных ценностей началась масштабная общероссийская кампания изъятия. На это дело сразу же был нацелен весь механизм ГПУ. Но всё же главным двигателем операции по разгрому РПЦ оставался Л. Д. Троцкий, действовавший при непосредственной поддержке В. И. Ленина, а затем И. В. Сталина. В. М. Молотов позволял себе иногда некоторую оппозицию. Ещё более сдержанной была позиция М. И. Калинина, стремившегося по возможности не отходить от объявленной официальной цели – помощи голодающим. Но именно его руководство партии избрало в качестве главного прикрытия своих действительных целей.

Уже в первых числах марта перед Троцким встал вопрос об особом механизме для осуществления изъятия. Он предлагал создать целую сеть комиссий. Главой было решено сделать Калинина. Политбюро утвердило предложения Троцкого о «секретных подготовительных комиссиях» во всех губерниях. Для их прикрытия на местах создаются «официальные комиссии или столы»; в центре роль такой ширмы отводилась Помголу. Так стал складываться механизм руководства этой акцией.

Кампания сразу же потребовала применения армейских подразделений, поэтому к ней быстро были подключены Реввоенсовет, Генштаб, политорганы армии. Вскоре Политбюро, само утверждавшее наиболее важные расстрелы, создало и особую комиссию по судебным процессам.

Но дело было не только в изъятии ценностей. Именно Церковь, являвшаяся самой массовой организацией в огромной крестьянской стране, мыслилась главной угрозой новому строю. Следовало решить важные проблемы тактики. Весной 1922 г. наметился компромисс изымателей с миролюбивой частью духовенства, желавшей избежать столкновений. Троцкий увидел возможность внести в Церковь раскол.

Учитывалось при этом известное внутрицерковное явление – движение за обновление церковной жизни, существовавшее в канонических рамках РПЦ ещё в период великих реформ 1860-х годов, возродившееся в 1905 г. и отражённое в ряде решений Поместного Собора 1917-1918 гг. В 1922 г. представилось удобным повернуть отдельных лидеров этого движения в направлении, угодном Лубянке. На роль главного архиерея выдвигался безместный епископ Антонин (Грановский).

«Вся стратегия наша в данный период должна быть рассчитана на раскол среди духовенства на конкретном вопросе: изъятие ценностей из церквей», – Политбюро превратило это в директиву высшего органа страны.

Сразу же после первых известий о массовом сопротивлении изъятию Ленин и Троцкий дают развёрнутые теоретические обоснования всей кампании.

Из материалов о событиях в Шуе (как и о других столкновениях весны 1922 г.) виден несомненный стихийный характер происходящего. ЦК рассылает на места шифротелеграмму за подписью Молотова о приостановке изъятия. Но Ленин уже в тот же день принципиально осудит любое отступление. С полной откровенностью он намечает план сражения с классовым врагом. Чётко и открыто называются две главные цели – разгром противника с широким применением расстрелов для его устрашения («с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий») и получение средств, необходимых для осуществления внешне– и внутриполитических планов партии. Главной задачей стала отнюдь не помощь голодающим, как официально было объявлено.

За высокой марксистской теорией следовало шесть чётких практических директив партийным руководителям на местах: провести широкую агиткампанию, расколоть духовенство, изъять ценности без какого-либо попустительства, «расправиться с черносотенными попами», неофициально поддержать «сменовеховских», начать подготовку ко «второй кампании» по разгрому и этих последних.

25 апреля 1922 г. выездная сессия Верховного трибунала, следуя прямой директиве Ленина, приговорила к расстрелу за участие в шуйских беспорядках священников Павла Михайловича Светозарова, Ивана Степановича Рождественского и мирянина Петра Ивановича Языкова. Материалы дела свидетельствуют о крайней спешке следствия, многих юридических ошибках. После приговора ВЦИК получил ряд ходатайств о помиловании. Калинин обратился в Политбюро с просьбой «отменить решение Ревтрибунала». В результате голосования опросом, проведённого в тот же день, Ленин, Троцкий, Сталин и Молотов высказались против отмены смертного приговора, а Рыков, Томский и Каменев – за отмену. При этом голос Калинина за собственное предложение учтён не был. Президиум ВЦИК смирился с этой расстрельной арифметикой, и приговор был приведён в исполнение.

В эти дни завершались важные переговоры с епископом Антонином и группой клириков об организационном оформлении обновленческой («сменовеховской») Церкви. Власти «разъяснили собравшимся необходимость поддержки Советской власти революционным духовенством».

«Революционное духовенство» не возражало, просило лишь открыть епископскую кафедру для Антонина. Договорились о составлении обращения к верующим, об открытии журнала «Живая Церковь», о посылке эмиссаров в Петроград.

Воззвание выполняло главные требования, продиктованные чекистами: восхваление «рабоче-крестьянского правительства», резкое осуждение его «врагов», включая церковных иерархов и Патриарха Тихона, требование немедленного созыва церковного Собора для суда над этими противниками властей и «решения вопроса об управлении церковью». Текст воззвания был опубликован в советской печати.

Московский трибунал вынес определение о необходимости привлечения к суду Патриарха Тихона, и вскоре он был помещён под домашний арест в Донском монастыре.

Параллельно осуществлена операция по перехвату обновленцами части управленческого механизма Церкви из рук подследственного. Патриарх вынужден был «ввиду крайней затруднительности в церковном управлении», возникшей от привлечения его к суду, временно передать свои полномочия митрополиту Агафангелу Преображенскому, причём синодальные дела должны были передать от Патриарха митрополиту представители обновленцев. ГПУ не дало митрополиту Агафангелу принять переданную Патриархом высшую церковную власть, а вскоре обновленцы, собрав в мае 1922 г. своё учредительное собрание, провозгласили создание «Живой Церкви» и избрали её Центральный Комитет во главе с протоиереем В.Красницким.

Факты эти хорошо известны. Процитируем документ, показывающий чёткое понимание главной задачи органов при организационном оформлении обновленчества: «Углубить раскол церковных групп и создать среди них полную непримиримость в каноническом и догматическом отношениях, дабы новая Церковь не представляла сплочённую единую организацию».

Одновременно с Москвой захват обновленцами церковной власти происходил и в Петрограде. По обновленческой линии туда был послан ученик митрополита Вениамина прот. А. И. Введенский. Он предъявил митрополиту «удостоверение» самозваного ВЦУ обновленцев. Митрополит не признал этого документа без подписи Патриарха и временно, до покаяния, отлучил А.Вве­денского от церковного общения. Произошла знаменитая сцена ареста митрополита в присутствии Введенского.

Несмотря на все старания властей вызвать кровавый конфликт, усилия митрополита Вениамина дали результат и изъятие церковных ценностей в Петрограде «повсеместно протекало нормально и без серьёзных недоразумений». Защита сделала на процессе петербургского духовенства вывод, что митрополиту Вениамину удалось-таки предотвратить крупное кровопролитие.

Как вскоре оказалось – ценою собственной жизни. Верховный трибунал оставил без последствий все кассационные жалобы и утвердил приговор. Четвёрка Политбюро определила на смерть митрополита Вениамина (Казанского), архимандрита Сергия (Шеина), профессора Юрия Петровича Новицкого и присяжного поверенного Ивана Михайловича Ковшарова. В ночь с 12 на 13 августа митрополит Вениамин и трое других были казнены.

Уже в дни апреля 1922 г. Политбюро замечает симптомы возможного финансового неуспеха всего предприятия и начинает бить тревогу. Троцкий предложил за несоответствие наличных ценностей указанным в дореволюционных описях привлечь к суду руководство РПЦ, которое якобы организовало их вывоз за рубеж. ГПУ стало рассылать директивы: виновных немедленно предавать суду трибунала и выносить самые суровые приговоры. В ходе этой работы Политбюро приходилось преодолевать попытки ВЦИК несколько ограничить масштабы разгрома россий­ских храмов. У Калинина было два пути – поддерживать ходатайства верующих о замене священных реликвий драгметаллами и ходатайства Главмузея об исключении из изъятия церковных предметов, имеющих несомненную историко-художественную ценность. Комиссии, проводящие изъятие, стали жаловаться, что просьбы о замене затрудняют работу. Тогда Политбюро по инициативе Троцкого распорядилось направить на места секретную шифротелеграмму о том, что подобные ходатайства не должны останавливать изъятия.

Применялся и другой приём: верующим предлагалось заменить церковную реликвию большим по весу количеством драгметаллов – якобы для компенсации историко-художественной ценности. Характерен случай с просьбой прихожан Сергиевской церкви г. Саратова. Они просили разрешения заменить служебную чашу равным весом серебра, а губкомиссия требовала с них тройное количество. Прихожане отправили телеграмму по сакральному адресу: «Москва, Кремль, Ленину». Калинин начертал на телеграмме, что губкомиссии виднее и надо согласиться с её условиями!

Большой приход села Бараитского Красноярского уезда обратился с телеграммой к «вождю республики», заранее оплатив и ленинский ответ. Крестьяне просили разрешения выкупить церковные ценности 150 пудами хлеба, 75 пудами мяса и 15 пудами масла. Крестьяне рассуждали просто: собирают ведь на помощь голодающим. ЦК Помгола разъяснил сибирякам, что заменять дозволяется не продуктами, а только драгметаллами.

Сохранилось немало документов, связанных с борьбой изымателей, вдохновляемых Львом Давыдовичем, против линии Главмузея, возглавляемого его супругой Натальей Ивановной. Эксперты Главмузея старались доказать, что нецелесообразно губить предметы огромного художественного и исторического значения. Троцкая предложила вообще исключить из кампании по изъятию 103 наиболее значительных церковно-монастырских комплекса страны, объявив их под музейной охраной. Если бы прошёл этот проект, сегодня наша страна была бы неизмеримо богаче исконными церковными реликвиями.

Записки, направлявшиеся Н. И. Троцкой в разные инстанции, требовали присутствия представителей Главмузея при изъятии и передачи им всех обнаруженных вещей музейного значения для хранения в церквях-музеях.

Троцкий грозно констатировал, что «среди археологов, работающих в Главмузее, имеется немало лиц, стремящихся сорвать работу по изъятию ценностей. Таким тенденциям нужно давать суровый отпор». Группа сотрудников Главмузея пошла под суд. В то же время Троцкий признавал, что вандализм, «невнимание к историко-художественным ценностям» тоже приносят вред. Спорные предметы для дальнейшего решения их судьбы должны поступать не в музеи, а в Гохран.

Кампания, выполняемая военно-чекистскими методами, вела к массовой гибели знаменитых памятников национальной культуры. В документах говорится о превращении в лом уникальных серебряных риз и раки XVII в. в Пафнутьевом Боровском монастыре, о массовой порче шедевров церковного искусства Ярославля, Ростова Великого, Смоленска, Соловецкого монастыря. Из всего поступившего в Гохран Главмузей смог спасти (по весу!) 1/10 часть. Особенно острая борьба развернулась вокруг иконостаса петроградского Казанского собора. Несмотря на толпы протестующих, на требования Российской Академии наук, Российской Академии художеств, несмотря на распоряжение Калинина, руководитель Петропомгола рапортовал о завершении демонтажа иконостаса.

Фактический материал дают периодические информационные сводки ГПУ-ОГПУ. Источники сведений – еже­дневные информационные сообщения и сообщения «центральной агентуры». Концентрация немалых партийных, административных, военных сил для разгрома Церкви – задачи, вполне антихристовой для массового сознания – породила огромную волну слухов.

Сводки сообщают об упорном слухе, согласно которому церковные ценности изымаются, чтобы обеспечить коммунистам бегство за границу. В те же дни возникает слух, что изъятые ценности пойдут «для уплаты долгов Антанте». Наряду со слухами о близкой войне пошли слухи о «скором падении советской власти».

Информационные сводки сообщают о том, что слухи о готовящемся изъятии собирают большие толпы верующих. При этом нередко происходят столкновения между ними и членами комиссии по изъятию. Во многих случаях сообщается о применении насилия – арестах «зачинщиков», а несколько раз прямо указывается, что сопротивление было сломлено действиями регулярных частей армии, милиции.

Одно из первых сообщений Калуж­ского ГПУ ярко рисует обстановку начала изъятия (орфография оригинала сохранена): «Монахи Пафнутьевского монастыря отказались давать ценности! мотивируя это отсутствием епископа[,] в отсутствие коего сдачу произвести невозможно. Духовенству удалось съагитировать часть мес[т]ного населения[,] преимущественно кулаков. К моменту изъятия у монастыря собралась толпа в 300 человек, отказавшаяся допустить комиссию к работе. Для ликвидации инцидента был устроен митинг[,] не давший положительных результатов, а также был вызван отряд в 60 человек с 2-мя пулемётами. Арестовано 12 человек активных участников и организаторов сопротивления[,] в том числе 3 священника и архимандрит». ГПУ отдано распоряжение немедленно закрыть монастырь и выселить братию. Дело передать в Рев­трибунал.

Тамбовская губерния. «В Елатьме толпа верующих силой разогнала комиссию. Отдано распоряжение арестовывать подстрекателей и предавать их суду Ревтрибунала».

Алтайская губерния. «При посещении Иннокентиевско-Вознесенского монастыря из собравшейся толпы слышались крики: “Не давать, пусть ломают дверь и грабят. Бейте богохульников!”»

Петроградская губерния. «В Новой Ладоге верующие единогласно постановили не допускать изъятия. Во время изъятия была попытка ударить в набат». В самом Петрограде «при изъятии из Владимирской церкви собралась толпа до 1 т[ысячи] ч[еловек]. Произведены аресты лиц, уличённых в контрреволюционной агитации».

Архангельская губерния «В Пинежском уезде произведены аресты лиц[,] противодействовавших изъятию».

Ярославская губерния. «При изъятии Старецкого монастыря толпа в 300 чел[овек] не допустила комиссию к работе. Изъятие временно отложено. По ходатайству верующих временно освобождён священник».

В сообщениях об арестах «зачинщиков» имелись в виду не только миряне, но и клирики. Позиция духовенства губерний важна не только как показатель развития самой кампании, но и как признак обоснованной Троцким и Лениным глобальной сверхзадачи – раскола и уничтожения Русской Православной Церкви.

В целом сводки дают чрезвычайно пёструю картину поведения духовенства. В этой пестроте проступает общая закономерность: сначала острое неприятие верующими изъятия, власти в ответ применяют силовые приёмы. Угроза кровопролития заставляет часть духовенства выступить с призывом подчиниться насилию. Постепенно в сводки входит тема раскола Церкви. Уже само проведение изъятия приводило к различиям в реакции на него как архиереев, так и духовенства вообще. Подчас брало верх стремление церковников любой ценой избежать крайнего обострения обстановки. После расстрела толпы в Шуе власти способствовали распространению воззвания владимирского митрополита Сергия (Страгородского), где он доказывал «бесполезность выступлений защиты храмов верующими, приводя примеры [из] евангелья слов Христа».

Углубляя расхождения в церковной среде, местные чекистские органы проводят работу по сталкиванию между собой разных групп духовенства.

Политбюро подводит цифровой итог достижениям партии в ходе кампании по изъятию в «Ведомости количества собранных церковных ценностей по 1-е ноября 1922 г.». Согласно этому документу всего было изъято: золота – 33 пуда 32 фунта, серебра – 23 997 пудов 23 фунта, бриллиантов – 35 670 штук и т. д. В конце ведомости общая оценка всего изъятого: 4650810 р. 67 к. в золотых рублях. Ленин надеялся на получение многих сотен миллионов. Троцкий считал возможным добыть церковных сокровищ на несколько миллиардов золотых рублей. Получили тысячную долю.

Допустив огромный просчёт в предсказании финансовых итогов всей кровавой кампании, Троцкий торопится свалить ответственность на «верхушку церковной иерархии». Практические предложения Троцкого вполне традиционны: усилить репрессии против Церкви и духовенства, особенно высшей иерархии, выколотить из них сведения о том, куда они дели настоящие ценности и церковные капиталы.

На что пошли добытые в 1922 г. церковные ценности? На хлеб для голодающих, на денежную реформу, на индустриализацию? Итоговая ведомость позволяет ответить на этот вопрос.

Из 4,6 млн собранных рублей ещё до развёртывания массовой кампании по изъятию было решено истратить 1 млн золотых рублей на закупку хлеба и развернуть вокруг этого широкую агиткампанию. Для оценки остающейся суммы стоит вспомнить сметы на расходы по проведению самой кампании. Составленная на один лишь апрель 1922 г. смета технических расходов губернских комиссий по изъятию была утверждена в сумме 1 559 592 золотых рубля, но потом разрешали и сверхсметные расходы. Это только на упаковочные материалы, грузчиков, транспорт. Главные расходы на агитацию шли по другим сметам. Сюда не включены также основные расходы, связанные с массовым применением по всей стране революционного насилия по отношению к верующим и духовенству.

Учитывая всё это, вряд ли будет преувеличением сказать, что собранные церковные ценности пошли в первую очередь на кампанию по расколу и разгрому Русской Православной Церкви.