Имя сыктывкарского поэта Галины Васильевны Бутыревой стало известным в Республике Коми задолго до начала её профессиональной литературной деятельности. И даже не из-за популярности журнала «Арт», главным редактором которого она является. Дело в том, что до этого на протяжении многих лет она занимала высокие посты в правительстве Коми и всегда была на виду.
– Галина Васильевна, вы никогда не жалели, что родились на Севере, в небольшой таёжной деревеньке? Ведь на Удору до сих пор нет приличной автомобильной дороги.
– Летом – да, а вот зимой можно проехать по зимнику. Раньше летали самолёты, но сейчас, к сожалению, о них приходится только мечтать, но говорят, что они снова к нам полетят. Будем надеяться, что это произойдёт ещё при моей жизни… А о том, что моя родина – Удора, нет, никогда не жалела. Наоборот, счастлива, что родилась и выросла в деревне Ёртом, в этом замечательном крае.
– Почему?
– Я где-то недавно прочла: «Всякий, кому выпало счастливое детство, уже видел рай на земле...» Оно у меня было счастливым.

– Ваше детство пришлось на трудные послевоенные годы…
– И тем не менее ребёнку достаточно, чтобы родители любили друг друга и своих детей. А меня родители любили и поэтому баловали. Я была поздним ребёнком, единственной дочерью в семье. Дедушек в живых уже не застала, но бабушек – Татьяну и Евдокию – помню. Правда, они жили от нас в ста с лишним километрах, поэтому виделись мы редко. Зато я сохранила очень тёплые воспоминания о бабушке Анне, хозяйке квартиры, которую снимала наша семья до постройки собственного дома. Это о ней я написала в одном из стихотворений: «...цветёт черёмуха за окнами, а бабушка у самовара, чаёвничает, ждёт меня... Потом, в запечье, ей долго сказываю сказки я...» У нас с ней так и было: не она мне, а я ей рассказывала разные небылицы, которые приносила сначала из детсада, а потом уже из школы. В детстве я была ещё та «сказительница»! Подруги, будучи взрослыми, вспоминали, как я «заливала» им о каких-то ночных походах то в Москву, то ещё куда-то...
– Уже тогда пробовали сочинять?
– Наверно, присочиняла к тому, что успела прочесть. Я ещё до школы научилась читать, частенько забегала в библиотеку. Особенно мне нравились толстые потрёпанные фолианты с рисунками. У нас, кстати, в деревне была очень неплохая библиотека. На будущий год будем праздновать её 100-летие.
– А церковь в вашей деревне была?
– Её, как водится, закрыли в 36-м году. Провели опрос жителей, большинство было за сохранение, но всё же из церкви сделали клуб.
– Чем больше всего запомнилось детство?
– С четвёртого класса мы вместе со старшеклассниками и учителями ходили в лес заготовлять дрова для школы. Кто-то пилил, другие были на подхвате. С шестого класса я уже работала на сенозаготовках для колхоза. Наши сенокосные луга находились в 20 километрах от деревни. Жили мы в лесной избушке. В основном в бригаде были такие же подростки, как я.
– Вероятно, трудно было?
– Да, работали мы наравне со взрослыми, без выходных. Смешно теперь вспоминать, как к концу сезона, уставшие, искали передышки: вот появляется на небе маленькая тучка – ждём, что она прольётся дождём... Но нет! Почему-то дожди выпадали только на соседние участки. В одно лето даже во время дождя вместо отдыха таскали на себе из леса дранку для крыши. Однако же дни, проведённые на сенокосе, мне вспоминаются как самые счастливые.

Ещё запомнилось строительство нового дома. Отца прислали в Ёртом организовывать отдел рабочего снабжения (ОРС) для обеспечения нового лесопункта, и наша семья вначале снимала жильё. Я родилась, когда мы жили в доме семьи Ершовых, а в школу пошла из дома бабушки Анны. Свой-то дом мы подняли уже в середине 50-х...
Не помню, как рубили лес для избы. Мужчины заготовляли его в тайге зимой. А вот как плоты с этим лесом приплыли, запомнила. Это было в весеннее половодье. Нашу деревню каждую весну почти всю заливало водой, на сухом месте оставалась только одна церковь. В ту весну разлив был такой большой, что плоты с лесом доставили прямо к месту будущего дома. Прежде отец хотел построить дом в соседней деревне – Кoрттувья, которая стояла на высоком берегу Вашки. Там очень красиво, но это за рекой. А как в школу ходить, особенно когда ледоход? И больница, и почта тоже были в Ёртоме. Поэтому строиться пришлось здесь...
Вместе со взрослыми я драла на болоте мох для дома, делала кирпичи, ошкуривала брёвна. Мне было лет восемь-девять. А когда дом был построен, то каждое половодье, как и все сельчане, несколько дней мы плавали прямо из дома на лодке в школу, в магазин... Такая у нас была удорская венеция. До сих пор не понимаю, почему ёртомцы держались за это место. Спустя какое-то время пришлось даже изменить русло реки, потому что она с каждой весной всё больше обрушивала берег, словно пытаясь пробиться через село... Но люди заставили её течь вдали от домов по новому руслу.

– Галина Васильевна, а ваши родители верили в Бога?

– Не помню, чтобы в детстве или позже у меня возникали мысли о том, что Бога нет. Я всегда точно знала, что Он есть, и это благодаря моим родителям, которые смогли привить мне уважение к вере. Насколько они сами были верующими, не могу сказать. Толком с ними на эти темы я не успела поговорить, очень рано потеряла их. Я была подростком, когда внезапно от сердечного приступа умер отец, а в 21 год я осталась без мамы – ей тогда было 50…
Я благодарна своим родителям. Они во всём являли для меня только положительный пример. Хотя их жизнь не была лёгкой, никогда я не слышала, чтобы они ссорились между собой или с кем-то из сельчан. Никогда отец не ругался матом. С уважением и любовью относились они к своим родителям, к многочисленным родственникам, к нашим соседям, друзьям, вообще ко всем. Я помню, как мама готовилась, когда к нам в гости приезжали тётушки из села Кривое. Они были староверками, не ели из общей посуды, и мама покупала для них новую. Родители с глубочайшим почтением относились к их вере.
После семи классов я уехала учиться в Важгорт, дома бывала только на каникулах. А потом сразу поступила в пединститут в Сыктывкаре. Ни школа, ни институт не изменили моего отношения к Богу, хотя, конечно, в те времена в церковь мы не ходили. И когда мама смертельно заболела, я стала за неё молиться. Делала это, как умела, своими словами, но, видимо, Господу было угодно, чтоб мамы не стало. Эта потеря послужила серьёзным испытанием моей веры. Тогда я и отрекалась от Бога, и каялась одновременно... Со временем я «переболела» этим неверием, однако постоянной прихожанкой стала уже в перестроечное время, а до этого, куда бы ни попадала в поездках, везде ходила в храмы, ставила свечи за упокой рано ушедших родителей, заказывала за них панихиды и сорокоусты.
– В советское время у вас в Ёртоме оставались люди, которые не скрывали своей веры?
– Тогда ещё многие были верующими. На Троицу или в Ильин день ходили навещать могилки своих родственников. Если кто-то умирал, то в последний путь его обязательно провожали с молитвой. Когда умер мой отец, Псалтырь читала бабушка Клавдия из соседней деревни. Говорили, что когда-то она была монашкой. После революции монастырь, в котором спасалась, разорили; она вернулась домой, но продолжала молиться дома, крестить детей и провожать покойников. А вот за маму около её гроба молились уже другие бабушки, потому что Клавдия к тому времени сама отошла ко Господу. К сожалению, в последнее время даже родительские субботы для некоторых удорян стали поводом, чтобы выпить – вначале на кладбище, а потом дома. Вот это мне никогда не нравилось...

– Вера в Бога не мешала вашей административной работе?

– Наоборот, помогала. Когда я уже работала заместителем Главы республики Юрия Алексеевича Спиридонова, правительство принимало довольно активное участие в создании епархии в Коми. А в мои обязанности как раз входили связи с религиозными организациями. Мне приходилось решать вопросы, возникающие при передаче церковных зданий между местной властью и молодой епархией. Например, Кылтовского женского монастыря. Можно только удивляться самоотверженности его монахинь. Как только из храма Зосимы и Савватия был убран клуб, они сразу же, в середине зимы, перешли жить в почти неотапливаемые помещения монастыря. Настоятельницу матушку Стефаниду уговаривали дождаться весны, но она не согласилась. Так велико было желание сестёр оживить своими молитвами поруганную обитель. Духовный подвиг первых насельниц, их энтузиазм и пламенная вера не могли не оказать серьёзного влияния и на меня. Тогда у нас с матушкой Стефанидой и установились тёплые отношения, которые сохраняются до сих пор.
Но самое большое впечатление на меня произвёл Святейший Патриарх Алексий II. Мне посчастливилось быть среди тех, кто готовил его приезд в Сыктывкар, приуроченный к празднованию 600-летия со дня успения Стефана Пермского. Это было в 1996 году. Знакомство со Святейшим и с его ближайшим окружением – одно из самых замечательных событий в моей жизни. У меня довольно много разных званий и наград, но особенно дороги мне медали Святого Даниила Московского от Патриархии и Святителей Герасима, Питирима и Ионы, которую недавно вручил мне владыка Питирим от нашей епархии.
Также большое влияние на меня оказали встречи с владыкой Арсением. Он служил тогда управляющим делами Патриархии, поэтому именно с ним мы и согласовывали программу пребывания Предстоятеля в республике. Мы с владыкой общались по телефону, потом я ездила в Москву, и уже непосредственно здесь, в Сыктывкаре, мы ещё раз всё уточняли. Перед отлётом делегации в Москву владыка Арсений, зная, что я пишу стихи, подарил мне книгу «Псалтырь в русской поэзии». При этом он заметил, что книга наверняка будет очень полезной мне не только как литератору, но и как человеку.
– Владыка не ошибся, она принесла вам пользу?
– Ни одна книга не оказала на меня большего влияния, особенно когда в моей жизни наступили трудные времена. Именно благодаря ей впоследствии я обратилась к Псалтыри, даже попыталась сделать несколько собственных переложений на русском и коми языках. В результате получилась небольшая книжечка «Да будет имя Твоё», с мирскими молитвами...
– Что ещё вы можете вспомнить о встречах со Святейшим Патриархом?
– Все встречи – две в Сыктывкаре и две в Москве – я могу отнести к разряду чудесных. Никогда прежде в своей жизни я не встречалась с подобными людьми. Святейший Патриарх был удивительно добрым и мудрым человеком. До сих пор помню его немного лукавый, очень светлый, проникающий в душу взгляд. Ему выпало пережить непростые времена и до, и после перестройки, удалось укрепить православную веру в нашей стране, несмотря ни на что. Его кончину я переживала как большую личную трагедию. Словно ушёл родной человек. Теперь, бывая в Москве, я каждый раз непременно прихожу с букетом белых роз в любимый им Елоховский собор, где он похоронен...

– Как вам пришла идея возрождения христианства на родной земле Удоры?

– Не мне одной такие мысли приходили в голову. Но, для того чтобы она осуществилась, необходимо было предпринимать конкретные шаги. Однажды на собрании Удорского землячества в Сыктывкаре я решилась заговорить о создании благотворительного фонда возрождения удорских православных храмов... И ровно через год фонд был создан. Первыми учредителями вместе со мной стали тогдашний глава района Р. Н. Ульянов и председатель совета депутатов В. Т. Солдатёнкова – кстати, она моя землячка, тоже ёртомская.
На сегодняшний день почти закончен ремонт старинного косланского Свято-Вознесенского храма. Конечно, работы там ещё много, но сердце радуется тому, как он теперь выглядит. В храме уже идут службы. Священник там, отец Михаил, свой, удорский, а это много значит. Я со многими местными прихожанами разговаривала, они нарадоваться не могут таким переменам.
– А что сделано в вашем родном Ёртоме?
– В нашем селе пока всё сложно. Древняя Свято-Троицкая церковь ещё в запустении. Но последние два года к её восстановлению стали подключаться сами прихожане. Поменяли окна, двери, сделали новое крыльцо, установили ограду вокруг храма. В прошлом году на 130-летие со дня освящения в храме прошла Божественная литургия, которую отслужил епископ Сыктывкарский и Воркутинский Питирим. Храм был заполнен сельчанами и гостями, приехавшими из разных уголков республики. Я тоже была на этой праздничной службе и волновалась так, что слёзы подступали к глазам. Думаю, не только у меня. Многие мои земляки радовались службе в церкви Святой Живоначальной Троицы, ведь почти семьдесят лет тут располагался сельский клуб. Я часто говорю на встречах с читателями, что пока мы будем петь и плясать в наших храмах, то будем расплачиваться и за этот грех, и за грехи тех, кто закрывал церкви, сносил купола с крестами, разрушал колокольни... Они думали, что разрушают здания, а на самом деле разрушали свои души; за это детям и внукам богоборцев тоже была заказана дорога в Церковь Христову.
Помню, как в клубе решили закрыть церковный купол деревянным потолком, чтобы стало теплее. Школьники, и я в их числе, из-за реки, где стояла лесопилка, по первому льду в огромных кузовах за спиной таскали опилки. Километра за полтора. Трудились весь день, каждому пришлось совершить по несколько ходок, чтобы закрыть толстым слоем опилок площадь потолка. Так нас – совсем ещё детей – вводили в грех надругательства над святыней.
Уже два сезона в Ёртоме работает детский православный лагерь «Паломник». Ребята из Сыктывкара и других мест трудятся над восстановлением храма и других святынь. Собирают уникальный исторический материал. Ведь в Ёртоме в середине XV века существовал монастырь... Я читала детские сочинения; в них говорится, что для возрождения села, в первую очередь, надо возродить храмы и обители. Даже дети понимают, что душу человеческую нужно лечить молитвой. И очень жаль, что сейчас у епархии нет возможности поставить священника в каждый сельский храм.
Думаю, что государство тоже должно быть заинтересовано в том, чтобы открывалось больше духовных школ, как для священников, так и для мирян. Это принесёт больше пользы, чем все призывы к толерантности.
– Дети будут продолжать свою работу?

– Руководитель лагеря Сергей Викторович Таскаев недавно принял решение о проведении третьей смены. У меня просто нет слов, чтобы выразить ему и ребятам свою признательность. Они с таким энтузиазмом трудятся над восстановлением Троицкой церкви! Хотя в этой работе и для них есть несомненная польза. В лагере трудятся дети не только из Гимназии искусств им. Ю. А. Спиридонова, но и ребята из Удоры. Уверена, что этот благодатный труд обязательно отзовётся в детских сердцах.
К работе лагеря присоединились и многие сельчане. Хочу назвать Николая Матвеева и Александра Захарова. Александр был одним из первых, кто начал собирать средства на возрождение ёртомского храма и организовывать людей. А Николай трудится на восстановлении, не считаясь со своим личным временем, и уже очень многое успел сделать. Когда прошлой осенью мы с гимназистами сажали кедры вокруг церкви, много женщин и детей пришли к нам на помощь. Надеюсь, что со временем они станут постоянными прихожанами. Но нужен священник. Если б он был уже сейчас, то работа по возрождению храма и людских душ продвигалась бы гораздо быстрее.
– По вашей инициативе летом прошлого года в Ёртоме состоялся очередной республиканский праздник Коми книги. На него удалось пригласить известных писателей и поэтов не только из нашей республики, но и из столицы. Жители со всего района приехали посмотреть на их выступления. Предполагается продолжить это доброе начинание?
– Конечно, теперь нельзя всё бросить на полпути. Праздник книги на Удоре проходил уже более двадцати раз, и всё время в разных сёлах. Думаю, праздник в Ёртоме запомнится всем надолго. Однако нужны и какие-то новые шаги. На очереди возрождение храмового праздника Троицы. Я очень рассчитываю на своих земляков, в первую очередь на сельскую общину. Мы надеемся, что 2014-й Глава республики Коми объявит Годом села и у нас будет возможность что-то сделать для сельской школы и детского сада.

– Лучшие ваши стихи – о малой родине, о жизни духа, о Боге. Вы пишете «свободным» стихом. Почему?
– Я присоединяюсь к голосам тех литераторов, которые считают, что свободный стих родился не на пустом месте. Он вышел из устного народного творчества – былин, плачей, причитаний... Может, он более естественен и органичен для меня потому, что я никогда не утрачивала глубинную связь с родной землёй, с народным творчеством – особенно песнями. Если вы возьмёте в руки сборники коми песен, где собиратели оставили нам ижемские, удорские тексты, то увидите, что большинство из них написано свободным стихом. Например, «Том п?ра казьтыл?м». Там и текст, и мелодия – из репертуара ансамбля Михаила Бурдина – гениальны; образ, ритм – всё на месте, как говорится, ни убавить ни прибавить.
– Вы написали две книги о своих путешествиях – «Дорога домой» и «Ритмы реки». Наверно, сравниваете в поездках: как там у них, за границей, и как у нас?
– У них многое несравнимо лучше. В Италии на протяжении сотен километров я любовалась возделанными виноградниками, старыми городами… и часто задавала себе вопрос: «Почему они смогли сохранить многовековую культуру, а мы – нет?» Но я не завидовала, а говорила себе: «Значит, мы заслужили такую жизнь». Нашему народу всё время твердят, что он должен у кого-то просить прощения. А должен, прежде всего, просить у Бога – за истребление самих себя, своей культуры и своих храмов. Едва ли есть ещё такая страна в мире, где народ в течение стольких лет сознательно искоренял веру своих предков, уничтожал душу нации… Я думаю, если искупить хотя бы этот грех и снова поднять на храмы купола и кресты, то, возможно, мы будем прощены.
Когда я сажусь в поезд Москва – Сыктывкар, то сразу занавешиваю окна, чтобы не видеть мусорных свалок и запустения. Почему мы такие? Да потому, что истребили в своих душах образ Божий, потеряли совесть и стыд... А ведь в деревне очень долго главным стержнем нравственности оставался именно стыд. Меня родители учили не делать ничего, за что было бы стыдно перед одноклассниками, односельчанами. А сейчас? Матом ругаются даже на телеэкране – им не стыдно. На канале «Дождь» вроде бы интеллигентные люди рассуждают о том, как они будут изъясняться, если примут закон против мата. И это те, кто наверняка считает себя элитой общества.
– Раньше люди были нравственнее?
– Я вспоминаю односельчан, с которыми проработала не одно лето вдали от дома, на сенокосе, где деревенские мужики никогда при детях не ругались матом. Уж если только ненароком вырвется… Сколько лет живу, столько это и помню, как самый наглядный урок бережного отношения к юным душам. Наверное, в наших родителях этот стержень ещё остался с прошлых времён, когда их матери, отцы жили с Богом в душе и потом передали это своим детям, а они – нам. Где конкретно прервалась эта связь, мне трудно сказать. Но хочется верить, что нравственность народа со временем возродится.
Несмотря на то что давно живу в Сыктывкаре, я как можно чаще стараюсь возвращаться на свою малую родину. У коми есть свои очень точные обозначения родины, земляков: «ас му» – «своя земля», «ас й?з» – «свои люди». Каждый раз, бывая на Удоре, я, что называется, кожей чувствую смысл этих кратких слов. И другого такого уголка, где земля словно обнимает тебя, для меня в мире нет.
– Вы по натуре оптимист?
– Мне нравится коми народная поговорка: «?тчыд думыштiс – овны оз позь. Мoдысь думыштiс – позь?». «Один раз подумал – жить невозможно. Другой раз подумал – возможно». Я стараюсь следовать этой поговорке. Тот, кто её придумал, безусловно, был оптимистом.