ВЕЛИКИМ ПОСТОМ СОБОРОВАНИЕ

Наш давний автор из Новгородской области делится заметками о жизни в сельской глубинке

...Буксирный трос натянулся струной. Передняя «Нива», натужно фыркнув, тронула и поволокла за собой неохотную, будто сопротивляющуюся увозу, другую «Ниву» – батюшки Александра. Хотел было вдогон перекрестить выкатывающуюся из Заручевья процессию, да поосёкся – по чину ли будет? Ограничился внутренней молитвой: «Господи, помилуй! Помоги путешествовати хотящим иерею Александру и рабу Твоему Георгию!» Немного выждав (благополучно поехали!), всё-таки положил крестное знамение в сторону Боровёнки. Затем на левое плечо прицепил бухту верёвки, к счастью не занадобившейся, и по раскисшей дороге бодро двинул восвояси.

На то и церковный эконом! Надо – отдам верёвку, а при малейшей возможности – придержу. В деревне не в городе: хорошая верёвка – ценность; энта, например, сильно выручила, когда мы купол церковный наверх автокраном подымали.

Вокруг лежали снега, но солнце припекало по-летнему; казалось, действительно настали распоследние времена, когда природные законы начали сыпаться, как за долгие годы перекалённые кирпичи из свода русской печи; над целинно-белоснежным сугробом обочь дороги пропорхала тёмно-коричневая бабочка, а вдоль по южной стороне моей избухи, где за ветром хрустальный апрельский эфир уже начал плавиться, словно сахар в стакане, в своём деловитом жужжании сновали мухи, в зиму изрядно похудавшие. Нет, мир пока остался на своём месте, а природные аномалии... Что ж! Нам ли быть в печали?

В оглохшем доме, показавшемся мне после яркой весенней улицы тёмным, скопился беспорядок: на столе остатки братской трапезы, на полу отчётливо проступили просохшие отпечатки обуви. В таком случае положено прибираться, а с чего начинать, как-то туго соображалось, да и настроение праздничное не отпускало. Но худо ли делать уборку с праздничным настроением?

Пока мыл посуду, в неотключимой голове зачался сочинительский процесс: «...буксирный трос натянулся струной...» – гм, не шедевр, конечно, да и это: «..."Нива" поволокла "Ниву"...» – но с чего-то же надо начинать рассказ, который первые свои определённые очертания начал приобретать ещё вчерашним вечером.

Наверное, лишний раз говорить о чудесах не резон – сугубая тема, да и ответственность высока. Но этот случай, что приключился со мной недавно, ведь в реальности был.

С тех пор как поселился я в провинции и оказался вдалеке от оживлённого общества, со мной приключались разные события. Их я примечал или даже записывал. Многие из них сослужили мне службу добрую, вразумительную – не всё же мне по старым граблям ходить... Те случаи помогли сколько-то и когда-то исправить молитву, пускай даже и со страху. Ведь бывало и такое, что действия нечистого посрамлялись. Он искушает, а в итоге всё это помогает лучше верить в Бога, ибо если реально существуют злые силы, следовательно, есть Силы Добрые, и наоборот.

А началось всё с просьбы о соборовании...

У нас на приходе в Высоком Острове в нынешний год обновили настоятеля – назначили отца Александра (Ефимова), сколько-то разгрузив от переизбытка священнических забот прежнего, зело многотрудного батюшку Игоря Пузрякова, на коем висело около десятка незаконченных восстановлением церквей. С учётом облегчившейся ситуации дерзнул я обратиться к отцу Александру с просьбишкой, прежде немыслимой: пособоровать заручевских и высокоостровских жительниц. Батюшка – спаси его Христос! – откликнулся готовно и в дальний угол не отложил, назначив на ближайшую среду после Крестопоклонной: «Только чтоб поспеть на Мариино стояние в Боровёнку!» Я, воротившись в Заручевье, оповестил здешнюю власть – Наташеньку-мэра: «Кто болящий – есть предложение пособороваться. Батюшка приедет!» Наташенька ответила, что неболящих в нашей округе давно уже, как и медведей не водится, и сама она среди болящих наибольнейшая. И хоть я называю её Наташенькой, но по возрасту она уже оставила стесняться своих годиков, всем призналась, что в начале этого мая, Бог даст, откроет седьмой десяток.

Но если говорить начистоту, то статистика лукава: неболящих у нас нет, а болящих – не шибко много. Как хотите, так и понимайте. А не поняли – подскажу: остальные лежат на Высокоостровском погосте, и уж если страждут, так по-нездешнему.

Но вернусь к случаю-то своему. Итак, договорился с батюшкой о соборовании – во укрепление тела, духа и отгнание нечистых помыслов. И вчерашним вечером, после «Господи и Владыко живота моего...», готовился я отойти ко сну, но по своей интеллигентской привычке включил радиоприёмник, чтобы послушать последние новости. Огорчительно «просветился», что в американском городе Бостоне какой-то обезумевший, а проще и точнее выражаясь, сбесившийся бедолага задумал и исполнил страшное зло. После перечисления горьких подробностей диктор продолжил нагнетать страсти, заговорил про продолжающийся финансовый кризис, про всякое такое прочее, а я, совсем уже машинально перебирая отцовские чётки, вяло подумал: «Как славно, что я здесь, в Заручевье! И дела хорошие, кажется, получаются у меня. И даже без особых искушений!»

В этот момент моргнул свет лампочки-переноски, висящей у меня в изголовье, и в приёмнике что-то синхронно подзатрещало. Потом всё наладилось, а я подумал, что где-то в лесу, на длинной-предлинной линии электропередач, уходящей на Большую землю – к примеру, между Бором и Запольком, аль в сторону Теребунова, – ветер уронил ветку на провода. А у меня в спальном мешке так уютно... и домик у меня за день солнцем нагрелся, и дров уже меньше уходит... Сейчас новости дослушаю, немного подумаю про американцев, пожалею их... помолюсь за всех православных... и спать...

Ба-бах! Щёлк! Тресь!

«...Буксирный трос натянулся струной...» – я эту строчку не зря всё же удумал написать, всё-таки в прошлом профессиональный водитель. Сколько всяких разных машин было взято мной на буксир, сколько раз меня самого «на галстуке» притаскивали – не теперешние иномарки; техника, на которой мы тогда перемещались, требовала от нас грязных рук и гаечных ключей в самых немыслимых сочетаниях – не в гараже и даже не в багажнике, а иногда прямо под водительским сиденьем. Я это к тому говорю, что всякое бывало, и лишь спустя время начинал соображать – когда, собственно говоря, испужался по-настоящему. И именно это убедительно доказывало реальность существования ангелов-хранителей: в критический момент ты, как потом оказывалось, делал именно то, что надо, хотя имелись другие варианты, какие тебя могли даже и погубить.

Скажу больше: вот, я жив, и мне уже почти полвека, и это, скорее, случайно, потому что уж больно много нехороших... да что там, прямо скажу – бесовских! – нападений мне удалось счастливо избегнуть. Остаётся лишь уточнить подлинный смысл столь любимого всеми – в том или ином контексте – слова. Дорогие мои, истинно, что слово «случай» вовсе не означает «хаос» или «лотерея». Это слово двухкоренное, а именно – СЛУжение ЧАЯнию! И означает оно «исполнение ожидаемого» – пусть и не сразу! Так что не могите злобоупотреблять вполне доброкачественным определением реализовавшейся Гармонии или, наоборот, логично состоявшегося обрушения.

Здесь ещё будет уместно вспомнить про судь-бу – не про рок, а про судьбу – Суд Божий. Судьба и причинно-следственная связь – это примерно одно и то же, обязательно только надо уточнить, что причинно-следственные связи работают жёстко, непреклонно. Но! Стоит человеку перемениться, соединить свою, вчера преступную, волю с волей Божьей – и Судь-Ба тогда может запросто поменяться, совершенно вопреки вчерашней предыстории, ведь «Бог может и из камней воздвигнуть детей Аврааму» (Мф. 3, 9).

Но... я отвлёкся.

Итак. Ба-бах! Щёлк! Тресь! Что такое?! Что случилось?!

А это, оказывается, в самый разгар моей уютной безмятежности вдруг взорвался (!!!) электропровод переноски. «Да может ли такое быть?!» – возмутится какой-либо заслуженный электрик. Или, наоборот, скажет: «С "маде ин Чина" может случиться что угодно». Вопрос только – кому (угодно)? Итак, оно и произошло: провод, как позже выяснилось, оказался словно перерублен, причём в нескольких местах.

– Казэ (короткое замыкание), обыкновенный «коротыш», – понимающе хныкнет вышеупомянутый профессионал.

Так-то оно, может, и так, но вот же ведь какие неувязки! Во-первых, защитные автоматы на электрощитке никак не отреагировали на аварию, хотя бабахало будто на Новый год – неоднократно и со вспышками. Как только дом не загорелся! Во-вторых, около штепселя провод оказался словно механически оголён – притом без каких-либо признаков обгорания; «переноска» почти новая.

И оказалось, что я поступил единственно верно, когда побежал на кухню вырубать автоматы, не попытавшись выдернуть вилку переноски из «тройника», что было ближе и проще. Но в таком случае я сильно рисковал ухватить электрического ежа голыми руками.

Впрочем, кажется, я особенно не испугался. Ни сразу, ни потом – уже когда изучал на немыслимо аккуратные куски нарубленный провод. Не испугался, но, однако же, проникся! Проникся серьёзностью завтрашнего события – соборования нас, грешных. Встал на благодарственную молитву и... чётки в руки взял уже как оружие.

Увы, надолго ли!

*    *    *

...Я пробудился в седьмом часу по-московскому, на два часа искажённому, времени. Весна и это недоразумение затушевала – за окном уже вовсю голубел восход, и из спального мешка мне было невдомёк, стоит ли затапливать печь. Настроение было очень даже ничего. И казалось, какие бесы с утра? – они дрыхнут без задних копыт.

Быстро сделал зарядку, умылся, прочитал утреннее правило и, глянув на градусник, затопил всё же печь. Почистил и поставил на огонь вариться картошку. Остальное должны были принести бабуськи: солёные огурцы, капусту, ещё чего овощного. В голову стукнуло: надо пробить в снежном бруствере подход к дому, а ещё – к высокому крыльцу приделать трап для Васильевны, для которой трёхвершковая ступень уже «линия Маннергейма». В трудах незаметно пролетело время до назначенных десяти часов утра. А ведь я знал, что батюшка вместе с моим Юрием Николаевичем выехали из Окуловки сильно загодя. Однако я, запамятовав вчерашнее внушение, беспечно шевелил лопатой снег, расчищая место для батюшкиной «Нивы», и принуждённо выслушивал горькие претензии рабы Божьей Алевтины к соседям – живым и усопшим, здешнему и федеральному руководству, к природе и окружающей нас среде. Так, привычным для себя образом, она коротала время. Мне хотелось быть дипломатически-осторожным, а ведь, наверное, стоило резко остановить это не сильно полезное занятие, пойти к остальным и сказать: «Дорогие, давайте прочтём "Отче наш", что-то батюшка задерживается...»

«Буксирный трос натянулся струной...» Отгадайте с трёх раз, почему задержался батюшка. Остальное и главное, слава Богу, всё же состоялось: ведь пятерых женщин – «на пороге зрелости»! – соборовали и причастили, некоторых впервые! Уже за братской трапезой батюшка рассказал совсем свежую историю, как наше соборование стоило ему полной замены электрического стартёра на его лишь недавно приобретённой машинёнке.

– Но я не жалею! – сказал батюшка. И это само собой разумелось. А я ещё вспомнил другое... связанное с покойным отцом.

«Бесы очень любят электричество!» – повторил мне он слова отца Николая Гурьянова, объясняя, отчего монахи тогда не стали электрифицировать Алапаевский монастырь, куда мы с ним прибыли, совершая паломническую поездку в Царские дни уже давнего 2003 года.

Как там сейчас обстоят дела, я, конечно, не знаю. Но хочется верить, что где-то ещё живут люди по старине... Зачем мне это надо? Да пускай будет хоть где-то брошен... хоть малый якорёк, хоть чуток тормозящий нас в нашем безудержном стремлении вперёд... непонятно куда.