БЕСЕДА

ДЕЛАЙ ЧТО ДОЛЖНО

Мне рассказали такой случай. Молодой парень Антон из Ухты попал в страшную автомобильную аварию, получил черепно-мозговую травму, казалось бы, с жизнью не совместимую: часть черепной коробки попросту отсутствовала. В таком тяжелейшем положении Антон лежал в больнице. Родные, заботясь о больном, пригласили батюшку, чтобы он провёл Таинство соборования. Парень выжил, вскоре даже встал на ноги. Батюшка, соборовавший Антона, – иеромонах Феодосий (Михайлин), второй священник храма

Св. Ксении Петербургской в Визябоже, где подвизается хорошо знакомый читателям «Веры» игумен Игнатий (Бакаев). И вот представился случай встретиться с ним.

Отца Феодосия я раньше не видел. И когда в назначенный час в редакцию зашёл обычного вида мужчина лет сорока, в джинсовой одежде, с короткой стрижкой, я немного удивился. На всякий случай спросил даже: «Вы отец Феодосий?» «Да», – получаю ответ.

В ходе беседы оказалось, что мирской образ вполне соответствует и его биографии, и внутренним убеждениям. В том плане, что этот весьма рассудительный и много знающий священник-монах мыслит не тонкими, отрешёнными от мира определениями, не вдаётся в абстрактные суждения, когда речь идёт о земном. Оказалось, такое сочетание мирского и духовного у него ещё со школы. Родился и вырос Владимир Михайлин под Ухтой, в посёлке Ярега, куда его родители переехали с Поволжья. Отцу-шахтёру платили в Коми намного больше, чем в средней полосе.

Отец Феодосий рассказывает:

– В самом далёком детстве мы с ребятнёй верили во всякие мистические вещи: например, покажешь иконе язык – язык отвалится. И всё такое. Но эта околоправославная мистика, а чуть позднее и первые знания о вере привлекали меня. Я точно знал, что Он есть. Также с четырёх лет со мной происходили явления, которые принято называть дежавю. Они стали понятны лишь спустя годы, а тогда я не мог это объяснить. Сейчас же делаю выводы, что человеческое сознание – оно вне возраста.

В одно лето в деревне меня познакомили с моей крёстной, что брала меня на руки из купели. Запомнилось: одна стена в её доме от пола до потолка вся в иконах была, больших таких. Особенно впечатлили тогда образ «Усекновение главы Иоанна Крестителя» и сам этот библейский сюжет, который мне рассказали. В то же лето крёстная научила меня первой моей молитве, которую на тот момент по своему возрасту я мог усвоить.

После шестого класса в Александро-Невской лавре купил «Закон Божий» Серафима Слободского, старого издания ещё, не дополненного современными комментаторами. Примерно в ту же пору приобщился к церковнославянскому языку. Ещё до 8-го класса раза четыре прочитал Библию. Правда, без особого осмысления – следил главным образом за сюжетом. Зато появилось у меня что-то вроде гордости: когда мне кто-то говорил, что читал Библию, я мог ответить, что сделал это уже несколько раз.

– То есть в вашей жизни всё закономерно шло к священству и монашеству?

– Ни в коем случае. Даже имея какой-никакой багаж знаний по христианству, я не мог себя представить священником, а уж тем более монахом. Правда, было такое: мама в своё время желала бы видеть священником моего старшего брата Михаила. С него я часто брал пример – он богатырь, спортивный. Может быть, эта детская ревность: почему не меня, а брата она видела будущим священником, – поселилась где-то в глубине моего сознания и незримо руководила поступками...

Жил я в посёлке, вращаясь в хулиганских кругах. Многие из той компании позднее прочно вошли в мир криминала и уголовщины. Большинства из тех ребят уже и в живых нет. Не знаю, что бы со мной было, если бы в своё время не избрал путь церковного служения.

– Удивительно, вы одновременно Библию изучали, Закон Божий и хулиганом были?

– Как-то не вяжется, да? Я и сам, оглядываясь назад, не понимаю до конца. Но, надо сказать, фигурой в духе Мишки Квакина я не был. Вижу одно: не следует думать, что, если парень хулиган, значит, не способен ни на что хорошее. В школе я, к примеру, не пакостил и довольно хорошо учился. Кстати, вера моя тоже была в такой уличной, слишком мирской интерпретации, ведь храма и священника тогда у нас не было.

С моими уличными друзьями мы и о Боге говорили, правда редко. Некоторые из тех, кто уже в ту пору был близок к криминальному миру, говорили о Нём исключительно с благоговением. Или вот, мой товарищ Алексей. Именно на нём я увидел, как в полной мере следует исполнять заповедь о почитании родителей, которая дана с обетованием (Исх. 20, 12). Их росло два брата – старший из тюрьмы не вылезал. Все были уверены, что вот-вот посадят и Алексея. Мало на что способный по учёбе, хулиганистый, он даже гордился, что за всю жизнь только одну-единственную книгу прочитал. Тем не менее всегда почитал свою маму, слова поперёк ей не говорил. Про себя такого не могу сказать, как это ни прискорбно. Все ожидали, что он повторит путь брата. Но нет! Он знакомится с девушкой, становится семейным, даже без образования находит работу. Жизнь приобрела другое направление – как будто река изменила русло. Вот это, я считаю, результат того, что Алексей исполнял заповедь чтить отца и мать, из всех его достоинств именно это бросалось мне в глаза больше всего.

Помнится, в ту пору пост в отношении еды я держал строго. Даже ложка не должна была быть, как мы тогда говорили, «законтачена» со скоромным продуктом. Кстати, пост мне как-то жизнь спас. Так вышло, у меня было ранение в живот. А это случилось в среду – день постный, я ничего не ел в тот день. Без сознания отвезли в реанимацию. Долго пролежал, и если бы живот был набит, то перитонит мне был бы обеспечен.

Теперь понимаю, конечно, что такие «подвиги» были следствием моего затянувшегося периода неофитства. Помню, приехал в первый раз в Троице-Ульяновский монастырь и... недоумеваю: как это – монахи в пост пряники едят!

– В монастырь в паломничество поехали?

– Нет, поехал решать, как жить дальше. Это в 1996-м было, после ухода мамы в мир иной. Дома меня уже ничего не держало, думал уехать с Севера и хотел испросить у владыки благословения (как раз в тот год образовалась Сыктывкарская и Воркутинская епархия). А владыка Питирим сразу предложил мне священником стать. Мне это польстило, хотя этот образ я на себя уже не примерял. Но тогда я не решился. Устроился при Ульяновском монастыре. Но не потому, что думал присмотреться к монашеской жизни. Если уж становиться священником, то только белым. Даже образ такой нарисовал для себя: я, матушка и куча детей. «Уроки-то учите?» – спрашиваю. «Учат!» – отвечает за них матушка. Как в фильме «Афоня» прямо. Владыка как-то приехал, спрашивает: «Ну что, Володя, как с женитьбой?» – «Да где ж я матушку в монастыре-то найду?»

В какой-то момент владыка сказал: «Езжай-ка в Ярегу, создавай приход и там уже женись». Я поехал, создал приход, стал его председателем. Открыли молитвенную комнату. Однако возникла проблема: я ведь вернулся в прежнюю среду обитания, где меня все знали. Среди женщин и девушек пошёл слух, что я умом повредился и, выражаясь их словами, ударился в религию. Так год минул, пошёл второй. А в личной жизни ничего не выходило, да и работы нормальной не было. Душевные борения, срывы... Уж не буду рассказывать. Говорили мне о старцах, дескать, с их помощью найдёшь свой путь. Я к тому времени уже повидал разрушенные судьбы людей, которые вняли совету «старцев», потому таким путём я не пошёл. И по сей день уверен, что выбор человека – всегда за ним, никто за него его сделать не сможет.

Время от времени я ездил в епархию за церковным товаром. Владыка, конечно, интересовался, что там у меня. А жизнь не менялась. Наконец я решился сам всё кардинально поменять. Поехал в епархию на приём к владыке. На Рождество рукоположили в диаконы, спустя неделю – в священники. А в январе я уже принял монашество. Служил в Сыктывкаре и периодически выезжал в Ярегу, пока туда не поставили отца Виктора Силина (23 августа, в день моего разговора с иеромонахом Феодосием, отец Виктор скончался вслед за своей матушкой после тяжёлого ДТП. – К. М.), в Усть-Кулом, в Щельяюр... А с 2002 года я уже постоянно служу с отцом Игнатием. Вот такая биография.

– Мне известен случай, когда после соборования, которое вы совершали, пришёл в себя больной с тяжелейшей травмой головы. Что имеет решающее значение для исцеления: молитва священника, собственная молитва больного или молитвы близких?

– Давайте разбираться по Евангелию. Помните, Господь, не найдя веры в Назарете, не совершил никакого чуда

(Мк. 6, 5-6)? Что нужно для того, чтобы совершилось чудо? Вера. Если страждущий человек неверующий, какая у него может быть молитва?.. Он о ней и не вспомнит. Скажу так: горячая вера хотя бы одного из просящих может решить всё, и произойдёт чудо. Случаев, подтверждающих это, было много. Думаю, каждый священник может рассказать. Один мой знакомый, ныне покойный, оказался в реанимации. Человек лежит почти без сознания, соборовать такого нельзя. Я попытался нащупать остатки его сознания, говорю: «Сергей, ты меня слышишь?» Задал ещё пару вопросов и... углядел, что он как будто подал некий знак. Дальше я просто отмёл все сомнения и начал. Сразу после соборования человек пришёл в себя. Прожил после этого он ещё несколько лет, потом уже отошёл ко Господу.

Или вот ещё случай. У моей знакомой умирала дочь Полина, Пелагея в крещении. Меня вызвали её пособоровать. Весной дело было, Великим постом. Я тогда сам болел: давление, печень, желудок – целый букет. А тут ещё надо ехать в пригород на автобусе, затем идти до места пешком по весенней слякоти. Ещё оказалось, что дома у меня свечей не было, надо было их где-то достать. Думаю: «Что за жизнь-то такая!» Кое-как добрёл. Полину поисповедовал, соборовал. Всё как положено. Вроде бы можно уходить, но оставалось какое-то чувство незаконченности: не так что-то, и всё тут! Вдруг в палату зашёл санитар: «Батюшка, там у нас женщина, она может отойти скоро. Вы зайдите, сделайте, что посчитаете нужным».

Провели меня к ней в палату: лежит в полном в забытьи, один глаз прикрыт, другой открыт и даже торчит. Не причастишь, не исповедуешь, даже молебна о здравии не прочтёшь. При её состоянии – только Канон на исход души от тела. А имя у неё было какое-то немецкое – вдруг не православная? Ещё раз спросил у персонала: «Она точно крещёная?» И в этот момент входит вернувшаяся после процедур женщина из этой же палаты. Услышала меня и говорит: «Когда она сюда поступила, сказала, что в крещении её зовут Лидией. А вскоре впала в кому, из которой не выходит».

Что ж, хорошо. Православная, имя узнали – можно читать. Едва я сказал: «Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков», как недвижимое до этого тело развернулось в мою сторону. Тот одинокий открытый глаз обратился на меня. Читаю – и вижу, какие метаморфозы происходят с человеком. Первые четыре песни канона – и на лице отобразилась какая-то бурная реакция. В зависимости от смыслового содержания тропарей лицо женщины принимало то страдальческое, то умилённое выражение. Когда я читал о Божием воздаянии за грехи, оно выражало муку, но слышались слова о милости Божией – как бы разглаживалось. Шестая и седьмая песни канона – женщина постепенно затихает и затихает, лицо обретает покой. И именно на последних словах отходной молитвы Лидия предаёт дух. Я ей закрыл глаза. Всё. И тут понял, что всё, что меня в тот день ломало, все тревоги моего дня куда-то улетучились! Я домой как на крыльях летел! Человек преставился, но у меня было ощущение праздника – от понимания, насколько Господь печётся о Своих детях. Я ведь пришёл в больницу по одному поводу, но Его Промысел заключался совсем в другом. И сколько таких случаев бывало: закончил читать отходную, и – «Батюшка, он преставился!».

Вот случай, произошедший в одной из деревень на Ижме году в 1997-м. Несколько десятков лет в ней о священниках не слыхивали. А тут приехали. У одного из отцов осталось несколько частиц в дароносице. В ней хранить Дары не положено, но вот остались. Зашли к древней старушке, которая уже несколько лет как на печи лежала не вставая. Прочитали молебен, причастили её. Так она встала и пропела тропарь и кондак Рождества на церковнославянском – и это коми старушка, которая по-русски и не говорит. Оказалось, бабушка в детстве, ещё в царское время, ходила в крестные ходы, и появление священников, само Таинство всколыхнули её память...

– Сейчас очень распространены сборы средств для тяжелобольных. Что ценнее: молитва о них или копеечка?

– Здесь важно не впадать в крайности. Можно с религиозным фанатизмом молиться, а Господь не исполнит просимого, имея Свой Промысл о человеке. А просящий человек, не понимая этого, начинает отчаиваться, роптать на Бога. А при молитве очень важно не навязывать Богу наше желание, можно лишь озвучить его. В молитве нужно пытаться дорасти до Неба, а не стараться Небо потянуть на себя.

Важно милосердие в любом виде – на что человек способен. Если говорить о помощи «копеечкой», то тут подстерегает другая крайность: когда какой-то фонд, злоупотребляя доверием людей, собирает средства в пользу больного, отдавая ему малый процент от всего сбора. Оглядитесь вокруг – всегда рядом есть кто-то, кому нужно ваше участие.

И вот что важно ещё сказать о молитве. Вспомним слова Спасителя в Гефсиманском саду: «Да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты» (Мф. 26, 39). Искание, прежде всего, воли Божией, чтобы оно было, – это самое главное. «Но не как я хочу…» – это всегда должно звучать в нашем сознании. Есть французская поговорка, от которой в русской интерпретации остались только слова: будь что будет. В оригинале же она звучит так: делай то, что ты должен делать, и будь что будет.

Константин МАЙБУРОВ

Обсудить статью в социальной сети ВКонтакте






назад

вперед



На глав. страницу | Оглавление выпуска | О свт.Стефане | О редакции | Архив | Форум | Гостевая книга