СТЕЗЯ



 КРЕСТЫ АНАТОЛИСА СМИЛИНГИСА

(Продолжение. Начало в № 389)

Раньше этих людей величали энтузиастами, потом чудаками, а сегодня их никак не называют.
     Осколки прошлого?
     Нет, от прошлого они точно так же бежали, как сегодня скрываются от настоящего.
     Почти полвека Анатолис Смилингис путешествует по Коми земле. В одиночку или со школьниками. Геолог, историк, этнограф. Четырнадцатилетним гимназистом его привезли к нам в вагоне для скота вместе с тысячами других ссыльных.
     Обратно Смилингис так и не вернулся. Здесь мать – в безымянной, братской могиле. И лес, который не всякого принимает, но и не каждого отпускает от себя. Учился на ходу, читая и думая. Забывал те языки, которые когда-то знал, запоминал новые непонятные слова.
     Недавно едва не погиб, плывя на байдарке по бурной реке. В другой раз они с женой Людмилой Николаевной столкнулись в лесу с лихими людьми. Правда, неизвестно, кто больше испугался.
    Бывает, и лица не знаешь, только пас – родовой знак коми человека. Их ставят, например, на лесных ловушках. Увидел в такой ловушке глухаря, отнеси владельцу. В другой раз и к тебе постучатся в окно и протянут добычу.
     Переночевал в чужой охотничьей избушке – вoр-керке, – начерти пас на бумаге или бересте. А не имеешь знака, напиши просто, кто ты есть таков.
     Вoр-керка всегда открыта. Идешь по лесу замерзший, промокший, увидел избушку – спасен. Для таких случаев хозяин-охотник оставляет здесь крупу и соль, спички и сухари. Даже дрова заранее припасены – вдруг ты совсем плох, сам нарубить не сможешь.
     Среди самого нужного – почерневшая от времени икона. Еще после войны почти в каждой вoр-керке она стояла, особенно на Полярном Урале. Обычно святителя Николая – покровителя этого таежного братства.

* * *

Историй у Анатолия Антоновича (так зовут его в России) о путешествиях скопилось без счету. Вот несколько.

Зырянская Богоматерь

Так назвал эту икону Анатолис Смилингис. Имя само приходит на язык. История эта печальная.

– Из нашего Корткеросского района, – говорит Анатолис, – вышел единственный коми художник, который окончил Санкт-Петербургскую академию художеств.

Фамилия его была Кынев. Жил бедно. Со студенческой поры наведывался в родные места, выполняя кое-какие заказы. А во время Блокады погиб от голода.

Но вот что интересно. Время от времени мне попадаются в наших корткеросских селах иконы, написанные немного вольно, неканонично. Я подозреваю, что они именно принадлежат кисти Кынева – благо, выбирать особо не из кого. Не всякий мог решиться писать иконы, тем более в такой манере.

Лет 20 или 30 назад в Нижнем Сизяибе я зашел к одной старухе, хотел расспросить ее о жизни. Стали беседовать, как вдруг она говорит:

– Пойдемте, я вам что-то покажу.

Привела в скотник, там образ висит – большой, явно для храма написанный. Очистили его, я всмотрелся и был взволнован увиденным. Лицо у Богородицы на иконе явно зырянское, списанное с какой-то очень красивой коми девушки.

– Откуда она у вас? – спросил я у старухи.

– Это мой дед украл из церкви.

– Как это, украл?

– Он все глядел на нее, глядел и влюбился. А ночью выкрал из храма и принес домой. Только Бог деда за это покарал. Его еще на первой германской убили.

Потом добавила:

– Забирайте ее.

Но был вечер, а образ велик, так просто не понесешь. Очень хотел его сюда, в Корткерос, забрать, но не получилось.

А спустя несколько лет попробовал эту избу отыскать, где увидел поразившую меня икону, но ни дома не нашел, ни хозяйки.

С самого начала я понимал, что это работа профессионального художника. И подумал о Кыневе. Стал по памяти сравнивать Зырянскую Богоматерь с другими подобными иконами, найденными в районе. Почерк явно один и тот же.

Но как доказать, что это Кынев писал?

Конечно, в церквях должны были вестись учетные записи, что столько-то и тому-то уплачено за такой-то образ. Но все наши церковные архивы хранятся в Вологде. А съездить все недосуг.

Ульяновские клады

– Об ульяновских кладах я впервые услышал от своего старого товарища по игре в шахматы – Рудольфа Кригера. С Ульяновским монастырем он был хорошо знаком. Там располагался сельхозтехникум, где Кригер учился на агронома.

Рассказывал, как во время войны они следили за старым глухим монахом – возможно, последним из ульяновской братии. Надеялись, что он выведет их к сокровищам.

Монах и правда вел себя подчас таинственно. Например, мог без труда оторваться от слежки. Заходил в колокольню и исчезал. А потом его встречали уже где-нибудь на улице.

Но волновала тайна кладов не только молодых ребят. И стар, и млад за ними охотился.

Начало этому положил большевик Мандельбаум. Его карательный отряд шел в Ульяново через Корткерос. И наш Иван Коюшев ушел с красными. Потом рассказывал мне, как Мандельбаум пытался добраться до ульяновских запасов.

В Ульяново они застали только пару монахов. Обложили их данью, то есть контрибуцией. Нашли керенок несколько мешков, несколько мешков сахара и муки. И все.

Но местные жители потом рассказывали, что за сутки до прихода карателей монахи собирали по окрестным селам лошадей, а утром вернули их хозяевам потными, усталыми. По подсчетам, снарядили до сорока подвод и ночью куда-то вывезли монастырское добро.

Из чего оно состояло – неизвестно. Начальство усть-куломское вспоминало, что до революции к ним привезли две баржи жести для монастырской кровли. Потом кинулись искать, куда она подевалась, но концов так и не нашли. Может, ее-то монахи и вывезли.

А часть имущества, быть может, и сейчас хранится в потайных местах в обители. Монастыри строились по всем правилам фортификационного искусства. Это древние традиции. Для воды имелись хранилища, для пороха – погреба. До сих пор сохранились свинцовые трубы, основательно все делалось. Возможно, были и каменные мешки для книг, утвари, денег на случай лихолетья. Когда-нибудь откроется.

Богородская святыня

Одно время Анатолис Смилингис занимался историей гражданской войны. И нашел в Богородске интересного рассказчика Калистратова, участника нескольких войн – и Первой мировой, и гражданской, и Великой Отечественной.

Интересный собеседник. Целый день с ним Смилингис проговорил, а под вечер Калистратов, устав от своего века, обратился к тому, что его, быть может, по-настоящему волновало. Рассказал, как возник Богородск и получил свое имя.

Плыла на лодке против течения Вишеры икона Богородицы, одна, без людей. Один старик увидел, удивился и вдруг заметил: на месте слияния Вишеры и Нившеры лодка остановилась.

Старик пригнал ее к берегу, построил шалаш для образа, а потом и часовню поставил. Вокруг стали селиться коми крестьяне и охотники, под покров чудотворной иконы. Так образовалось село Вишерское, которое потом по имени храма, выросшего на месте часовни, назвали Богородском.

Смилингис эту легенду в первый раз услышал, был ею увлечен, но главный подарок Калистратов сохранил под конец:

– А сейчас я вам самое интересное скажу: гляньте в окно, видите, тетка идет. Так вот, эта икона – Богородская Богоматерь – у нее дома хранится.

– Представляете, фантастика, – восхищается Смилингис. – Калистратов тогда же нас предупредил: «Хозяйка иконы нам не покажет. Много было охотников. Но у нее есть дочка, учится в городе. Вы через нее попробуйте».

На следующий день мы дождались ухода хозяйки и подошли к дочке. Она, кажется, в медтехникуме училась в Сыктывкаре, приехала на каникулы.

Мы представились ей, объяснили, что вот экспедиция школьников, хотим посмотреть на образ. Девушка растерялась, сказала: «Ой, мать меня заругает». Но я ее упросил: «Пока матери нет, дайте хоть одним глазом увидеть».

Она несмело нам разрешила, пустила в дом. Там много было икон – и среди них эта. Темная, на досках. Фотографии ее у меня, к сожалению, не сохранилось. Сгорела. Пробыли мы недолго. Девушка увидела мать, испугалась. Пришлось ретироваться. А когда я через несколько лет, уже после смерти Калистратова, попытался найти эту избу, то, как и в случае с Зырянской Богоматерью, потерпел фиаско.

* * *

Про эту икону я потом прочел в журнале «Коми му» – краеведческий журнал, выходил после революции. И там один автор, по фамилии Улитин, рассказывал, как поехал по селам посмотреть, что уцелело после гражданской войны. В Корткеросе он отметил пищаль старую. В Ульяново обратил внимание, что прямо на полу валяются монастырские книги. Богатейшая библиотека растаскивается и гибнет. В Богородске на Улитина произвела впечатление местная святыня – икона Богородицы.

Читал я описание и другого путешествия, точнее, паломничества, совершенного в 1843 году, когда двое товарищей решили пешком сходить поклониться Богородской Богоматери. Шли из Усть-Сысольска. В Визябоже обратили внимание на то, что там окна пузырями заклеены, и самовара для них не нашлось. В Корткеросе им понравилось, что детей здесь учат коми языку и приняли их хорошо. В Сторожевске видели огромного мужика. А когда добрались до места, до Богородска (тогда оно еще Вишерским называлось), то подробно рассказали об иконе.

Так вот, и размеры ее, и описание Богородицы на образе точно совпали с тем, что я увидел в доме, указанном Калистратовым.

* * *

На этом, впрочем, история не закончилась. Как-то раз я вместе с заведующим роно ездил по району. В Богородске мы остановились у учителя труда. Посидели, выпили, разговорились. Я вспомнил про статью Улитина, и тут трудовик воскликнул:

– Где же ты раньше был! Когда мы стали церковь в клуб переоборудовать, то там целый чердак был иконами забит. Я два воза привез в мастерскую, и они лежали у меня, пока старухи все не растаскали.

Наверное, так и попала Богородская Богоматерь к той женщине, у которой я ее видел. Все надеюсь, что найдется. Такая святыня!

Коми пасы и древние руны

Много лет Смилингис изучал старые рудники, разработки. Самая удачная находка была на Локчиме – большие запасы охры, которые выходят из-под горы, окрашивая ручей и деревья в округе в красно-коричневый цвет.

До революции охру из Коми возили бочками на плотах в Архангельск. Оттуда краска шла на экспорт. А у нас ее использовали, когда писали иконы.

* * *

Но самые удивительные находки Смилингис с женой Людмилой Николаевной Королевой сделали в другой области.

Ими собрана крупнейшая в республике и, наверное, одна из лучших в мире коллекция пасов – зарисовок тех знаков, которые коми человеку, мордвинам, скандинавам, всему Северу от Сибири до Ирландии заменяли подписи.

1.jpg (1185 bytes)
Это  знак охотника
У.П.Габова
2.jpg (903 bytes)
Знак М.Н.Королева
Это пас на мерке ступни, размер обуви3.jpg (1859 bytes) 

4.jpg (1185 bytes)

А это
стрела
с луком
Утка

Сравним со скандинавскими рунами:

 5.jpg (1944 bytes)

 Все они имеют аналоги среди коми пасов. А вот этот знак зырянского крестьянина из Вомына точно повторяет египетский иероглиф:

6.jpg (935 bytes)

Быть может, перед нами остатки древнейшей письменности человечества. Во всяком случае, св.Стефана Пермского пасы вдохновили на создание коми азбуки. Вот несколько букв из нее:

7.jpg (1182 bytes)  8.jpg (1211 bytes)

* * *

Некоторые знаки святой Стефан, позаимствовав у охотников, вернул потом зырянам уже для обозначения на их деревянных календарях христианских праздников.

sml1.jpg (13778 bytes)Охотничий церковный календарь – это, пожалуй, такой символ миссии святого Стефана среди зырян. Он шестигранный, разделен на две части по полугодиям. Вешается в вэр-керке (охотничьем домике). На насечки охотник наносит воск, а потом каждый день отколупывает по частичке. Видит, что Рождество близится или Успение, значит – нужно собираться в село, на службу, или хотя бы у себя в лесу вознести хвалу Господу.

Сегодня такие календари – большая редкость. Один из последних Людмила Королева и Анатолис Смилингис нашли в Вомыне, спасли его от гибели, из-за чего им пришлось потом немало намучиться.

В село приехали со школьниками поговорить со старожилами, срисовать пасы, рисунки на прялках. Людмила Николаевна рассказывает:

– На четвертый или пятый день, в последний вечер, стали собираться домой, и тут я Анатолию Антоновичу говорю: «Давай еще походим, посмотрим». Там в деревне всего три-четыре дома осталось, где мы не побывали.

Я хожу обычно туда, где более старые люди живут. Заходим, видим очень приятного пожилого человека. Владимиром Андреевичем, кажется, звали. Принес мне две прялки, я стала срисовывать. Там был знак сердца, я впервые его увидела на коми прялках, обрадовалась.

А в это время Анатолис Антонович стал расспрашивать охотника о жизни, и тот вспомнил, что у них где-то был охотничий деревянный календарь. Я, конечно, сразу попросила: «Покажите, что за календарь?» Охотник только руками развел. Позвал внучку, не видела ли она его.

Девочка ответила, что собака календарем играла, вместо кости, а куда потом делся, она и не знает. Пошли искать, не нашли. Напоследок я попросила хозяина, мол, если найдете, то, пожалуйста, позвоните нам в Корткерос, мы приедем и срисуем.

Зашли в другой дом, а часа через два заходит охотник и приносит календарь. Оказывается, собака его в снегу зарыла. Посмотрели, он немного обглодан был, но в целом неплохо сохранился.

– Если вам надо, то возьмите, – сказал охотник.

Когда вернулись в Корткерос, перерисовали с помощью лупы все знаки (рисунок – вверху). Дали сообщение в газету о находке, и тут начались наши злоключения. Глава администрации и дочка охотника подали на нас в суд, обвинили в краже реликвии.

Охотник заболел к тому времени, может быть, именно поэтому. Я знаю наших коми людей, если подарил что-то, обратно нехорошо просить. И ему было стыдно, что люди этого не понимают.

Два суда уже состоялись. Один здесь, другой в Вомыне.

Мы дочь охотника на суде спросили:

– Вы когда-нибудь видели этот календарь?

– Нет, не видела.

А ведь он столько лет валялся в доме, потом на улице, и был обречен.

(Окончание на следующей странице)

sl.gif (1214 bytes)

назад

tchk.gif (991 bytes)

вперед

sr.gif (1243 bytes)

На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта


eskom@vera.komi.ru