МОНАСТЫРСКАЯ ЖИЗНЬ
ОБИТЕЛЬ СМИРЕНИЯ
Противостояние
Тревожные и рваные удары церковного колокола ворвались в тихий деревенский вечер. Около каменного храма стоял подвыпивший парень из местных и, дергая за веревку колокола, утверждал таким способом свое право делать на этой земле все, что ему хочется. Увидев приближающуюся к нему небольшую женскую фигуру в монашеском одеянии, а следом за ней спешащего мужчину, парень с криками «Это моя земля! Нечего вам здесь делать!» скрылся в сумерках. Через некоторое время, когда встревоженные фигуры отошли от церкви, он выскочил из кустов и успел еще несколько раз дернуть за веревку. И снова звуки колокола донеслись до жителей небольшой деревушки.
Потом почти одновременно раздалось сразу несколько голосов. Женский голос терпеливо и настойчиво просил прекратить безобразничать, мужчина был более категоричен, еще один женский голос повторял слова молитвы – все это перекрывали выкрики парня: «Вас сюда никто не звал! Мы не дадим вам спокойно тут жить! Это наша земля!» Внезапно все стихло. Затем выкрики послышались с другого места, туда поспешили все остальные. И так по нескольку раз. Закончилось это тем, что подъехала милицейская машина, и парня увезли.
Такой была моя первая ночь в Свято-Троицком женском подворье Тихвинского монастыря.
Без Бога не до порога
В деревне Сенно (Ленинградская область), где находится эта маленькая женская обитель, не насчитаешь и десяти дворов. Летом деревня чуть оживает. В огородах появляются люди. Как правило, это дачники, получившие землю по наследству. Зимой же, покрытая белым пушистым снегом, земля эта обезлюдевает. И только слабый дымок в одной-двух избах говорит о том, что живут там одинокие бабушки, у которых нет городских квартир и которым больше некуда податься. Деревня вымирает.
Земля эта древняя. Еще в XIV-XV веках жили тут люди и стояла построенная всем миром деревянная церковь. Возделывали землю, держали скотину – жили от трудов своих. Случались и беды. Когда в XIX веке сгорела деревянная церквушка, собрались из ближайших деревень мужики на сходку. Первый вопрос у всех был: «Как же мы теперь жить-то будем? По дальним приходам придется ходить?» Подумали, посокрушались – с тем и разошлись. Вскоре назначил сюда местный владыка заштатного батюшку о.Василия. Несмотря на преклонные годы, о.Василий за дело взялся энергично. За четыре года смогли заложить фундамент храма. Стали строиться дальше. От Сенно до Тихвинского монастыря не так уж далеко, вот и отправлялся о.Василий на праздники в эту обитель и, как простой мирянин, стоял с кружкой у ворот – собирал лепту на храм. Десять лет строили. Камень на камень, кирпич на кирпич. И народ жертвовал: 300 рублей – Константин Петрович Победоносцев, 200 рублей – о.Иоанн Кронштадтский, богомольцы вносили свои кровные. Освятили храм в 1898 году. Праздник у народа большой был, со всех окрестных деревень собрались. Освящали храм 9 священников, пел детский хор, был крестный ход, а вечером – гулянье.
Связь времен
С трудом опираясь на палку, медленно преодолевая слабость в ногах, о.Александр (Гордеев) подходит к храму. Когда-то и его дедушка освящал этот дом Божий. И последнее место упокоения его с матушкой тут же, около храма. «Сколько же годочков с того времени-то прошло?» Батюшка остановился перевести дух, задумался. Вспоминает:
– Как мне рассказывали, отец Василий до освящения храма не дожил. Тогда рукоположили моего дедушку, и стал он о.Северианом. Служил до 1933 года. После дьякон Василий встал у престола. Немного послужил. В 38-м году церковь закрыли, а о.Василия арестовали. Помню, как родители меня в тридцатые годы летом в деревню привозили: убежишь с ребятами в поле или лес, а звон колокольный везде слышен – не заблудишься. Захожу как-то в церковь, а там покойника отпевают. После панихиды вошел о.Василий в алтарь, я за ним (у меня, как у внука священника, было на это благословение). Смотрю, лежит какая-то книга, а у деда на чердаке много было книг и журналов – любил я картинки рассматривать. Только примерился взять эту книгу, а о.Василий мне: «Ти-и-ти-ти! Нельзя, это напрестольное Евангелие!» В церкви после закрытия открыли магазин, вместо иконостаса соорудили полки, на них разместили разномастные бутылки, банки, консервы. Впереди – длинный прилавок, в алтаре же устроили кладовую. Кладбище вокруг церкви стало постепенно исчезать: сгнивали деревянные кресты, падали оградки, могильные холмики уходили в землю. У живущих в деревушке до всего этого или руки не доходили, или вправду поверили, что Бога нет.
...Батюшка Александр остановился около церкви, медленно перекрестился:
– Господи, жизнь-то, словно одно мгновение, прошла. Давно ли, кажется, батюшка из Никольского собора крестил младшего братишку. Тайком, чтобы соседи по коммуналке не узнали. После войны с мамой ходили на Пасху, хоть постоять около Никольского собора. Весь садик рядом с собором, тротуары – все было заполнено народом. Милиция ездила. А при Хрущеве бабушка идет с внуком в церковь, а его и не пускают. Мама моя, хоть и учительницей в школе работала, а в Бога всегда верила. Как она меня однажды полотенцем воспитала!
Батюшка улыбнулся, в глазах блеснул веселый огонек:
– Гагарин в ту пору в космос слетал, ну я и скажи: «Космонавт на небе побывал, а Бога не видел!» Хорошо она мне «втолковала»: и словами, и полотенцем! Так и жили: мама верующая, отец – коммунист.
«В одиннадцатом часу»
Сегодня у о.Александра на душе празднично и торжественно, годовщина: 13 июня 1993 года Святейший Патриарх Алексий II рукоположил батюшку в иеромонахи. Путь в монашество был долгий. Уже став пенсионером, пришел он на Валаамское подворье, что в Петербурге, послужить Богу. Прошел все должности, начиная со сторожа и дворника и кончая настоятелем подворья. «Постриг происходил на Валааме, в нижнем храме. Множество монахов, свечи, торжественно и как-то немного страшно... Нарекли меня в монашестве Александром в честь св. Александра Невского».
Тогда на Санкт-Петербургской кафедре был владыка Иоанн (Снычев), он-то и благословил о.Александра вскоре на сбор необходимых документов для открытия Тихвинского монастыря. Город Тихвин особый. В этом месте было обретение чудотворной Тихвинской иконы Божией матери. До революции каждый год до ста тысяч паломников стекалось к святыне. Поэтому не случайно в советское время Тихвин официально объявили «городом безбожия». Были закрыты все церкви. Бабушки, как могли, сопротивлялись этому, но в 1940 году закрыли и последнюю церковь, «Крылечко». Тогда в городе строили машиностроительный завод, и ехал сюда народ разный. «Со всех областей по паре лаптей съезжалось». Как правило, не от хорошей доли, за длинным рублем.
И стал о.Александр настоятелем в разоренной Тихвинской обители.
– Монастырь тогда был разрушен где-то на две трети, – рассказывает он, – а из братии я да один монах. Митрополита Иоанна я считаю отцом своим духовным. Придешь к нему, всегда обласкает, как отец. Хотя мы знали, что и ему тяжело приходилось. Однажды пришли, а он в кресле сидит, ноги вытянуты на другое кресло, в чулках. Часто у него ножки болели. Но всегда он находил для нас время и советовал, как поступать, и скажу откровенно, и на еду давал что-нибудь. Мы тогда очень нуждались. Доходов не было же никаких. Это уже потом организовали лавочку, иконки и книги продавали.
Доходов наших чуть на еду хватало и на реставрацию. Все тогда было на нас и против нас: и сопротивление чиновников, и постоянные проверки, и кино снимали, и областной министр культуры приезжала – кого только не было. А министр эта вся в кольцах, губы накрашены, в ушах серьги, и все время не говорила, а почему-то кричала на нас. Иеромонах-то мой нервный оказался. Они кричат, я ему говорю: «Молчи!» А он им в ответ свое... Так и остался я один. Потом пришел один из Соминского прихода, а другого о.Олег Скобля прислал. Постриг я их в монашество, и стали мы обитель поднимать. Иконы, утварь, пожертвования собирал я и по петербургским, и по московским, и по рижским храмам – где только не был, куда Господь только не приводил... После этого и народ понемногу потянулся: стало у нас 7 монахов, да трудников 27 человек. Пережил я там четыре инсульта, поэтому и пришлось подавать прошение об освобождении.
Все это мне о.Александр рассказал уже позднее, а в тот день после службы мы пропели батюшке «Многая лета» и сфотографировались на память. На большее у батюшки не хватило сил – сказывались инсульты, даже короткая служба отнимает теперь почти все силы.
Возрождение через скорби
Наверное, совсем не думал о.Александр, когда благословлял свою духовную дочь, матушку Тавифу, на создание в деревне Сенно женского скита, что когда-то и он будет доживать свой век в этих местах. Тогда все физические и духовные силы уходили на восстановление Тихвинской обители, но, видимо, где-то в глубине души была боль и за разрушающуюся церковь в местечке, где он провел свое детство. Монахиня Тавифа вспоминает: «Когда меня о.Александр благословил сюда, то пришла ко мне одна бабушка и говорит: «Здесь грабят, убивают, зачем сюда пришли?!» – «Куда послали. Что же делать?! Буду жить!»
Прожив в обители около недели, я увидел, сколько духовной силы и твердости в этой небольшой и хрупкой женщине. Особенно когда появлялся очередной полупьяный детина, которого неудержимо тянуло в скит.
– Ты, мать, таво-о... Что ты тут устра-а-иваешь!? Да тут мои предки похоронены!
– Что ж ты, милый, пьяный-то к ним пришел?
– Как хачу-у, так и прихожу!
– Ты хоть знаешь, где могилы-то их?
– Это не тво-о-е дело, мать!
Слушая подобные «разговоры», понимаешь, что главное в них – это внутреннее противоборство разных начал. Сил зла, служителей мира сего и воли Господней, которой матушка отдала всю себя. Тут не всегда важны слова: главное – это устоять перед жестоким, беспощадным, слепым напором. При всей своей внешней браваде, физической силе эти люди слабы и беспомощны в руках нечистого. А ему ох как не нравится, что идет служба в церкви, что деревня стала оживать, что люди понемногу, да приходят в храм.
Многое пришлось пережить матушке. Вначале, к примеру, каждый день моталась между Тихвином и Сенно. И о.Александра одного не оставишь (сердце тогда уже стало у него болеть), и тут дел невпроворот. В те времена частенько можно было увидеть на обочине дороги голосующую женскую фигурку в черном одеянии. Так и ездила «автостопом». Однажды один из местных начальников, часто мотающийся по дорогам, не вытерпел: «Матушка, через неделю придешь сдавать на права!» Помолилась и села она с матушкой Серафимой в машину. Благо, дороги здесь чаше всего пустынные. Все ямы и колдобины тогда «исследовали», да тут еще каждая зверюшка лесная-полевая норовит почему-то под колеса попасть. Так и училась матушка вождению с молитвой на устах. Жила первое время в храме. Кто только тогда не приходил к ней. Одно время зимой нанялись на работу два мужика. По ним было сразу видно, что сидели не по одному разу в «местах не столь отдаленных». Днем худо-бедно работали, вечером запасали дрова. Спали они около железной печки, только так и спасались от морозов. Проснутся ночью от холода, подкинут дровишек, и снова спать. Матушка же спала на солее, прикрывшись солдатской шинелью. Как выжила? Господь согревал.
Сельский Иудушка
Живет в деревне один дачник. Ох и много зла он приносит! И днем, и ночью можно купить у него водку и самогон. Недавно хоронили в Сенно молодого мужчину. Его мать частенько пьяного домой на телеге мимо храма провозила. Сгорел от водки! А дачник этот, его о.Александр Казимирычем зовет (веры он католической), живет-наживается. Когда еще Троицкий храм был ничей, то он приходил и разбирал окна, двери. Так и строил свою дачу.
Когда Казимирыч узнал, что нужны рабочие руки, чтобы восстанавливать храм, то пришел к матушке разведать обстановку. Главный вопрос для него был – сколько платить будут? Матушка Тавифа жила тогда очень скудно, бывало, что если за день перепадет кусочек хлеба, и то слава Богу. Когда она рассказывала об этом, то я полушутя спросил: «Матушка, говорят, что почки на деревьях очень полезные. Не пробовали?» – «Пробовала. Некоторые и без масла можно есть». И вот приходит этот Казимирыч: «Сколько платить за работу будешь»? – «Сколько в кружку церковную положат – все твои». Обиделся мужик. Оказалось, рассчитывал, что ему, как на хорошем заводе платить станут. А совесть у бедного так и не просыпается. Помимо того, что водкой приторговывает, еще и местное население подогревает против монашеской обители. Понимает, что или он, или обитель – вместе им не жить. А пока приезжают к старикам летом дети, внуки – и все пьют, пьют... Казимирыч же процветает. Но, как сказала м.Тавифа, «они все понимают, что возрождение села идет за счет того, что появилась обитель. Даже те, кто противоборствует. Им страшно, и от этого страха они злые. Они же могут лишиться своих дурных привычек: пить, воровать, а им этого не хочется».
Целительный источник
Моя «келья» – это предбанник деревянного храма великомучеников Флора и Лавра, напротив Троицкой церкви. Совсем недавно здесь еще был клуб, сельская молодежь приходила на танцы, смотреть кино. Вот тут было окошко, где продавали билеты. Сейчас в предбаннике штабеля досок, и лежанка моя необычно просторна. В основном помещении по стенам развешаны иконы, скоро освятят алтарь, и храм оживет. Слева от будущего алтаря стоит икона Николая Чудотворца, из разноцветных мозаичных плиток, рядом памятная доска об освящении источника, названного именем этого святого. Об источнике этом отдельно.
Колодец в деревне один. Воды вроде бы хватало всем, но как только появились в деревне монахини – возникли трения, упреки, поэтому и пришлось матушкам зимой растапливать для своих нужд снег, а по весне помолился батюшка Александр, и пошли на поиски воды. За полем, около лесочка, нашли источник с чистой ключевой водой. Расчистили место, вырыли небольшой колодец, через некоторое время поставили рядом купальню. Все с молитвой, с призыванием на это место Божьего благословения и благодати. И теперь, хоть и не так близко, а проблема с водой для обители решена. Источник тот освятили в честь Николая-угодника. Приезжает народ в обитель, и первым делом туда. Окунешься три раза, и все хвори душевные смывает святая вода. И не только душевные.
«Страшно живут»
Перед возвращением в Петербург пришлось мне с м.Тавифой ехать по срочному делу в Тихвинский монастырь. Вела машину сама матушка. И снова о том, чем живет обитель:
– Даст Бог, откроют здесь монастырь женский. Батюшка Николай Гурьянов благословил, и о.Александр тоже. Влияние мира здесь чувствуется гораздо сильнее. Природа-то здесь чище, и любая душевная грязь видна, как на чистой скатерти пятно. Страшные истории, страшно живут люди. Приходят в основном по ночам, когда что-нибудь натворят, когда нужна помощь в чем-нибудь разобраться...
Заметив, что я смотрю на реакцию ехавшего навстречу нам в машине водителя, сказала: «Это еще нормально – попривыкли. Раньше больше удивлялись, когда видели меня за рулем». Заправившись бензином, отправились дальше.
– Я не буду про местных ничего говорить, расскажу лишь случай, который произошел со мной на этой вот дороге. Голосует однажды один мужчина. Посадила. Одета я была как обычно, в монашеское, поэтому он, наверное, сразу спросил меня: «Вы не знаете, как мне разорвать сделку с дьяволом?» А дело у него было так. В юности он страстно хотел быть врачом. Поступал в институт раз шесть, и все безрезультатно. И однажды сам себе сказал: «Все отдам, даже душу свою, лишь бы поступить!» Ночью является к нему нечистый, и они заключают сделку. Чуть ли и не кровью. Поступил. После окончания получил хорошее место, теперь и деньги, и квартира есть, семья. А душа болит. Что я ему могла ответить? Нечистый так просто из своих рук не выпускает. Такое предательство Господа надо смывать только мученичеством, кровью.
На обратной дороге я услышал от матушки еще одну историю.
– Однажды сделали мне из мэрии предложение: давайте, мол, совместно создадим здесь небольшой реабилитационный центр для тех, кто вышел из тюрьмы. Обещали все, что необходимо монастырю, помочь построить. Подумала я и решила поехать в Петербург – есть там такой центр, посмотреть. Коридор, комнаты, и возле каждой двери стоит милиционер. В дверях глазок. «Почему в таких условиях содержите?» – «Да ведь 98 процентов из них – это убийцы. Тут сейчас есть один, который даже проходил по статье за людоедство». «Не-е-т, – думаю, – нам такого не надо». Они выходят из тюрьмы и устанавливают такие порядки, какие сами захотят. В любом месте. А к нам хотели поселить двух, один из которых убил двух учительниц. Не надо.
Каждому свое
Тянутся, едут люди в эту маленькую обитель. Не одно лето приезжает сюда многодетная семья художников. Отец, мать и пятеро ребятишек. Вся семья православная.
– Дети здесь лучше становятся, даже с психическими отклонениями. Приезжает каждый год одна женщина с мальчиком. Раньше ему не разрешали ходить в школу по психическим показаниям, а потом сказали, что его болезнь – просто аллергия. Длилась же эта «аллергия» семь лет! Мы-то знаем, что все это от неправильного восприятия мира. Худенький, тоненький мальчишечка, а весь день трудится. Сам, и просить не надо! Он тут и звонит, и читает в храме Псалтирь, и на огороде помогает. И Господь дал ему здоровье. Теперь он психически полноценный девятилетний ребенок.
Мы стоим с матушками на дороге, около забора, огораживающего территорию скита. Недалеко от нас легковая машина. Из нее доносится разухабистая зэковская песня. Вот уж поистине из нашей России хотят сделать единый тюремный барак. В машине сидит вертлявая девица, за рулем – подвыпивший парень. Никакие уговоры не действуют. Периодически он ездит по дороге около обители туда и обратно с включенным на полную мощь магнитофоном. «Ну, не нра-а-вятся мне эти монашки – и все тут!»
* * *
Всего несколько дней пробыл я в этой обители, а словно частицу сердца оставляю здесь. «Малое стадо Христово»: две схимонахини, одна инокиня, две послушницы, игумен в заштате. «Сила Божия в немощи совершается». Много сделано, впереди еще больше. Дай вам Господи сил и помощников бескорыстных на этом пути. Меня же простите великодушно, если что не совсем так рассказал о вашей обители любви и смирения.
И.ВЯЗОВСКИЙ
 | назад |
| вперед |  |
