ПРАВОСЛАВНАЯ ЖИЗНЬ
«МАТВИНУРСКА ЦЕРКОВЬ БУДЕТ СУЩЕСТВОВАТЬ»
Не догнал
Долго же я ехал в Матвинур...
Года два назад я побывал на вятском юге – в Кикнуре, Санчурске. И от нескольких человек услышал о матвинурском священнике отце Димитрии Шобанове. Без улыбки никто не мог обойтись, вспоминая чудачества старика. Например, как, несмотря на свои лета, катается он на велосипеде за грибами или посмеивается над собой в более чем рискованных выражениях.
Еще узнал я, что после войны отец Димитрий работал в Санчурском районе ветеринаром, так же как и мой дед – Василий Иванович Мамаев. Так что друг друга они наверняка знали – как минимум сидели на одних совещаниях.
И хотелось расспросить об этом батюшку, но, увы, так и не смог я за ним поспеть. В Матвинуре его не застал – он уехал в Йошкар-Олу. Я следом. В Йошкар-Оле узнал, что отец Димитрий минут за двадцать до моего прихода устремился обратно в Матвинур. Я – на автовокзал. Пока добрался, священника уже и след простыл.
Тут силы оставили меня. Решил, что вот буду через годик в Яранске, заеду к нему в село. Но все что-то не пускало, а когда собрался, наконец, узнаю: умер батюшка.
|
В растерянности задался я вопросом: «Неужели так и не догнать мне вас никогда, отец Димитрий?»
Как-то не вяжется смерть с этим человеком. Больно много жизни в нем было. И не понять, как это сочеталось – бесстрашное служение Церкви и такая детская страсть к шуткам, что оторопь берет. Достаточно вспомнить его последний розыгрыш... Но об этом чуть позже.
Друг его – игумен Григорий (Зверев) из Падерино (о нем писала «Вера» в № 375) – тот был совсем другого склада. Матвинурский батюшка-то весь на бегу, на лету был, со смехом, с прибаутками. Людей тайно сотнями крестил в советское время. А падеринский – тот старался лишнего слова не вымолвить – монах. Один за другим восстанавливал окрестные храмы безо всякой корысти. Будто все утраты Церкви хотел восполнить плотницким своим мастерством и молитвой. Но вот возникло между отцами задушевное чувство, и когда отошел к Богу батюшка Григорий, отче Димитрий ненамного его пережил.
Корова
Получив весть о его смерти, я очень расстроился и подумал – стоит ли теперь ехать в Матвинур? Решил: все-таки съезжу.
Прибыл в день святителя Николая. Молодой священник – отец Андрей Кузнецов – вел праздничную служба. По исходе ее началась проповедь. И тут у меня шевельнулась мысль: то ли храм так влияет, то ли еще что, но только новый батюшка тоже на редкость самобытен.
– Ко-орова! – пронеслось под сводами.
Старушки встрепенулись. А батюшка продолжал развивать свою мысль, обличая тех, кто вместо того, чтобы на праздник прийти, увлекся выпасом живности или картошку поехал сажать:
– Ко-орову бы деревянную поставить посреди села, так хоро-оводы вокруг бы водили. А в храм некогда?! На огоро-оды поехали. А того не понимают, что без молитвы дело не делается. А потом жуки колорадские все пожрут, так удивляются и говорят-то как: «За что, Господи?»
«Суров» отец Андрей. Росту он совсем невеликого, но коренаст, как гриб-боровик. Забегая вперед, скажу: веселый и основательный он человек. Ничего не боится, много читает, за словом в карман не лезет. Очень вятский характер. После того, как мы ближе познакомились, я было подумал: неужели это новое поколение священников? Да нет, какое там новое... Очень даже старое.
Но вернемся на проповедь. После «ого-ородов» призвал отец Андрей прихожан подписываться на нашу «Веру», укоряя, что вот в соседней деревушке Кричей – восемь подписчиков, а в Матвинуре – трое всего. И еще в чем-то распекал, впрочем, кроме «кнута», был наготове и «пряник» – рассказы о святом Николе Чудотворце.
«С чего начиналось его почитание на Руси? Ребенок выпал из лодки в реку, стали искать, не нашли. А когда сторож пошел открывать церковь, увидел – дитя под иконой святителя лежит, весь мокрый, но живой.
И в наши дни чудеса случаются. У одной старушки в безбожные годы был в чемодане образ святого Николы, она втайне ему молилась, а внук подглядел. И вот раз выпал он из окна, с огромной высоты, и хоть бы что ему – живой. А когда стали расспрашивать дитя, он вдруг признался, что его дедушка из чемодана спас...»
Бабушки в церкви матвинурской стоят, затаив дыхание, а в самых напряженных местах повествования охают и крестятся. Я тоже крещусь вместе с ними. Хорошо говорит батюшка.
О моем приезде он заранее знал, так что велел своим прихожанкам после службы особо не расходиться, а об отце Димитрии и истории храма рассказать, кто что знает.
Матвинурска церковь
Бабушки обступают меня со всех сторон и начинают обсуждать батюшкино пожелание. Заодно похвалили его старания: «Хороший батюшка у нас. Начитывает нам проповеди, вон как сегодня начитывал. Он, видишь, говорит – за коровами в храм не ходите (из-за коров – авт.)».
Я теряюсь – как потом с диктофона разобрать, кто что говорит. Спрашиваю – как зовут их? В ответ: Анфиса, Надия, Елизавета, Аполинария, Варвара, Лидия, Александра... Разные у них голоса, тоненькие, громкие, надтреснутые, постарше, помоложе. Одна часть бабушек матвинурские, другая из села Первомайского. Им автобуса теперь почти до вечера ждать, а пешком ходить сил уже нету. Вспоминают, как в молодые лета «в церкву ходили: полотном привяжешь дитя и пехом за двенадцать километров».
Старше всех, кажется, матушка Анфиса. Ей под девяносто. Еще отца Михаила помнит, который служил здесь в начале двадцатых годов. Однажды пришел служить в праздник Крещения, стал шубу снимать – и умер. Похоронили у алтаря.
Сменил его в 25-м году легендарный о.Илия Фурзиков. Была у него жена Тамара Васильевна, был сынок Вадим, ему годик был.
«До-обрый был батюшка, – вспоминает матушка Анфиса. – Больно уж ласковый к народу, проповеди говорил долго. Руки на подрясник сложит, рукой не махнет. Фурзиков Илья Васильевич. Говорили ему коммунисты: «Фурзиков, снимай с себя духовный сан. Мы тебе дадим саму лучшую работу, только отвернись от религии». – «Нет, – отвечал он, – я решился погубить душу свою, где как придется».
За други своя положил себя. Когда пришли его забирать, сказал напоследок: «Когда умру, отпоют меня в матвинурской церкви, помяните мои слова». Возили его то в Яранск, то в Санчурск с конвоем. Люди плакали, а помочь ничем не могли. В санчурской тюрьме о.Илия вынес в знак протеста две голодовки по пятнадцать дней. Его с чайной ложечки откармливали, но батюшка знал – это его последний бой: за жену-страдалицу, за сына Вадима, которого поносили, не давая учиться, за весь народ.
«Он честно помер, за свою честную совесть, – говорит кто-то из матушек, по голосу не разобрать кто, – хоронили его крадучись, ночью, в Санчурске на кладбище, я не раз там бывала».
Но это не конец истории. В 1941 году пришлось людям вспомнить слова отца Илии, что отпоют его в матвинурской церкви...
* * *
К тому времени храм был уже закрыт, а колокол сброшен наземь. И многие проспали Пасху, привыкли по звону вставать.
– Я в 39-м брачилась (венчалась), так в 40-м году, наверное, церкву закрыли, – говорит одна из бабушек. – Саша Савинов ее погубить хотел, на колокольне огонь разжег. Коммунистом был. А жена его, Саня, поднялась на престол и там плясала.
– Саня, что ли? – расстроено откликается на это воспоминание другая матушка.
Видно, помнит богохульницу, а такого за ней не знала. Судьба Савиновых сложилась несчастно. Оба долго болели, сын родился инвалидом, у дочери что-то с шеей стало неладно. Помучились они в Матвинуре и уехали, как начали прозревать – по ком ударил громадный колокол, с размаху входя в землю.
Матушка Лидия вспоминает тот черный день – как с другими девчонками сидела на срубах. От сотрясения дети попадали наземь, а колокол стасемидесятипудовый уцелел, не разбился. И тогда пошла молва в народе: «Матвинурска церковь будет существовать».
«Она у нас чудотворна, – поясняют прихожанки. – Когда-то давно ехал через Матвинур святой человек и сказал: здесь будет церковь стоять и будут в ней чудеса». Церковь поставили, а что за чудеса, долго не могли в толк взять. И вот в 41-м году начали сбываться пророчества – и стародавнее, и то, что было сделано отцом Ильей перед гибелью.
* * *
Сорок дней в закрытом храме совершались вечерняя и утренняя службы, а кто служил, неведомо. Подробные рассказы об этом я нашел несколько лет назад в Санчурске благодаря Валентине Васильевне Жировой (о ней писала «Вера» в №385). Приведу из ее воспоминаний один отрывок:
«...Вдруг послышались шаги по церкви, и запахло как вроде ладаном и стало слышно, что кадят. А вскоре раздалось пение. Так как всей службы я не знала, то хорошо запомнила, что пели: «Во Царствии Твоем помяни нас, Господи!», «Верую» и «Отче наш». Хорошо был слышен плач ребенка в то время, когда должны были причащать...
У нас, у молодых, в то время слух был что надо, и хорошо все было понятно. Служба закончилась в 10-11 часов. Мне показалось, что шла она долго. Милиционеры вначале отгоняли народ, а потом и сами поднялись к решеткам окон и прослушали всю службу».
И вот нынче в Матвинуре услышал еще несколько свидетельств. «Я сама слышала, – говорит матушка Лидия. – Я училась тогда в третьем или четвертом классе. Каждую перемену мы приходили к церкви и слышали, как там Часы читают, и так внятно и долго. Кажется, слышен был женский голос. Милиция как прознала, стала разганивать, таскать в сельсовет кого поймают».
Матушка Анфиса вздыхает: «Прошумело в церкви что-то. Это слышала. А больше ничего». – «А у нас слышали, «Святый Боже» пели», – откликается одна из ее младших, но тоже древних подруг. А другая вспоминает: «Нина Ивановна рассказывала, что слышала голос отца Илии: «Господу помолимся».
* * *
Когда потом, после войны, власти разрешили открыть матвинурскую церковь, то с вечера там лежала вся грязь, что скопилась за шесть лет. А когда пришли утром – все было вымыто. Это было сверх всяких сил человеческих. Кто навел порядок, так никогда и не открылось.
Отец Димитрий
Отец батюшки Василий Григорьевич Шобанов, когда был солдатом, причастился у самого Иоанна Кронштадтского. Во II мировую войну стал он председателем колхоза и вместе с будущим старостой церковным Никанором Корягиным добился открытия храма.
|
Священник приехал, отец Владимир, а вскоре из-под Козьмодемьянска переселилась регент Евдокия Михайловна. Ее родители кряжи держали – это такие ульи в лесу, мать на гуслях играла, а сама она на рояле, сделанном на заказ в Котельничах. Все у них в семье были певчими и музыкантами. Сама Евдокия пела дискантом, сестры ее Татьяна и Мария – тенором и альтом. Они наполнили храм своими голосами.
Так оживала матвинурская церковь. И Димитрия Шобанова это, видно, захватило... Когда, поработав ветеринаром, он вдруг исчез из родных мест, не сказавшись, родня сильно встревожилась. Даже жена не знала, где супруг. Но в конце концов пришла весть, что Димитрий Васильевич поступил учиться в Ленинградскую семинарию.
Из председателей отцу его пришлось уйти, но он об этом не сильно переживал. В Яранске до сих пор помнят, как Василий Григорьевич приходил к ним и читал людям Евангелие. Благочестивый, верующий был старик. И сын в него пошел.
* * *
Собравшись в кружок, старушки матвинурские и первомайские вспоминают сына своего доброго пастыря – отца Димитрия Васильевича Шобанова. Говорят наперебой:
– Служил сорок семь лет или сорок восемь, да как же добра не делал. У меня восемнадцать внучат, восьмеро детей, всех крестил здесь. Отпевал, соборовал. И брачил.
– Он был услужливый – всех жалел, всем шел на уступки.
– Попросят его соборовать, идет в любую погоду, ночь ли, день. И в помощи никому не отказывал. Деньги у него приходили занимать на какие нужды – всем помогал. За отпев, за крещение тем, кто побогаче, скажет: «Дайте сколько сможете». А бедных бесплатно отпевал.
– Добрый был, шутил все, смеялся.
– Ходил в кедах, здоровался за руку.
– Он здешний, родной. Батюшка был настоящий.
– Украли крест нагрудный – не расстроился.
– Он компанейским был мужчиной. Как облачение снимет, так таким же становился человеком, как крестьянин настоящий. У него полоса еще была в колхозе. Они семьей жали, сено убирали, помогали колхозу.
– У него хозяйство было, пчелы, скотина была – козу держал, поросят. Он хозяйственный был. При старости и то держал.
– Когда вышел в заштат, больно расстроился, что Бога предал. Стал в Ургу ездить служить, и тогда владыка сказал: «Что тебе ездить. Служи в своем приходе».
* * *
Последнее высказывание нуждается в пояснении. Вышло отцу Димитрию на закате его жизни большое огорчение. Прислали настоятелем в Матвинур некоего отца В. Он стал батюшку обижать.
Матушка Елизавета вздыхает:
– Тот В., который дом пожег, так он отца Димитрия в алтарь не пускал, замок вешал. Так батюшка и пойдет печальной, как его не пустят.
– Что за дом-то В. пожег? – переспрашиваю.
– Деньги нужны были. Застраховал дом на сто тысяч и на деньги вырученные пригнал машину. А потом, когда все разузналось, машину обратно увезли.
– Где он сейчас?
Тут матушки расходятся во мнениях.
Одна говорит:
– В тюрьме, наверное.
Другая:
– Да нет, говорят, во Владимирской области служит.
* * *
Теперь расскажу о последней, самой знаменитой, шутке батюшки. Когда рассматривали мы с отцом Андреем фотографии матвинурские, вдруг целая пачка открылась, где о.Димитрий Шобанов в гробу лежит. Лицо спокойное, даже торжественное. Я помрачнел, а отец Андрей спрашивает с напором:
– Смешно!?
– Нет... А что?
Оказалось, что как-то отцу Димитрию интересно стало узнать, как он будет выглядеть во гробе. Сказано – сделано. Нашел домовину, попросил кого-то сфотографировать. Снимки ему так понравились, что разослал он их повсюду, в том числе в епархию. Его уже поминать стали, скорбеть:
– И вот после таких похорон заявляется он в Яранск, – улыбается отец Андрей. – В коротком подряснике и зе-леных, зе-леных кедах. Люди не знали, что делать – то ли плакать, то ли смеяться.
– Но когда я приехал, – продолжает мой собеседник, – ему уже не до шуток было, особенно после отца В., который отнесся к отцу Димитрию очень жестоко. Раз пять мы с батюшкой послужили вместе, последний раз на Пасху 2001 года. Он, несмотря на древние свои лета, службу помнил прекрасно. Человек был оригинальный, конечно. В советские годы половину Яранского района тайно крестил и добрую часть Санчурского. Даже из Йошкар-Олы приезжали люди. Как его не поймали на этом – не знаю. Староста, наверное, ему хороший попался, не выдал.
* * *
А прихожанки все горюют о батюшке. Вспоминаю рассказы, что отец Димитрий плохо, небрежно одевался и это кого-то смущало. Спросил у бабушек. Они в ответ руками замахали:
– Хорошо одевался – в ризах ходил.
Понимаю, что они о другом говорят и в то же время о самом важном. В памяти народной отец Димитрий остался в полном облачении рядом с отцом Илией и другими добрыми пастырями матвинурскими.
Одна говорит с местным говорком:
– А вот снился он мне. Сидят три батюшка, и все в белых ризах. И отец Дмитрий среди не. И так с этими батюшками сидит, и вот он какой веселай. И не говорит нича, а видать, что в веселом настроении.
– А я видела, – откликается матушка Анфиса, – идет во сне, я и говорю: «Отец Димитрий, ты меня благослови». Он руки положил и меня благословил. Я руку ему поцеловала и говорю: «Отец Димитрий, а где же у тебе... почему пояса нет?» Пошла в лес, нашла пояс, а это не его оказался. А потом второй раз увидала, подошел ко мне в синей одеже и со мной прощается. Говорит: «Прости мене». Я заревела и проснулась. Два раза его видела. Больше не видала, два раза видела. Мы с ним почти одногодки. Он четырнадцатого года, а я пятнадцатого. На восемьдесят девятом помер.
Козья тропа
Отец Андрей любовно смотрит на клумбу. Его смех, говор через «о», решительные суждения как-то очень хорошо мне ложатся на душу. Вся мамина родня вышла из этих мест, и то одной, то другой черточкой своего характера батюшка мне напоминает кого-то из своих.
Я поминаю его грозную проповедь, батюшка улыбается:
– Если елейно говорить, про-опадешь.
Идем к нему домой, где домашние собирают на стол. Отче требует, солидно бася, но со смешинкой в голосе:
– Мне яишницу-то по де-ре-венски.
После обеда начинаем разбирать материалы о здешних краях, которые могли бы мне помочь написать о них. Один, об игумене Григории (Звереве), отпечатанный на ксероксе, начинаю читать и чувствую, что текст какой-то знакомый. Заглядываю в конец, вижу свою фамилию. Смеемся.
Потом разглядываем фотографии. На одной, посреди паствы и других священнослужителей – отец Владимир Абрамычев. Он стал первым настоятелем матвинурским после войны. «Художником был, – поясняет отец Андрей, – иконостас расписал. Не очень грамотный, подписи к иконам с ошибками писал: Кирилл у него с одной «л», Марк без «к». Но сил, конечно, приложил очень много».
У отца Андрея другая специализация – учитель начальных классов. Для Матвинура, где только старые да малые к церкви тянутся, профессия очень подходящая. Повесил объявление на храме, что воскресная школа открывается. Пришло двадцать детей.
– Учителя привели? – спрашиваю у отца Андрея.
– Нет, не учителя.
– Может, родители отправили?
– Нет, не родители, попробуй их, родителей, самих отправь.
– Так кто же их привел?
Батюшка разводит руками. Иной раз мороз под минус сорок, но нет – стучат, а ведь иные, из деревни Кричей, добираются своим ходом. Чаем их священник отпоит и только после этого начинает о Божественном говорить. На Рождество, когда колядовать ходили, 35 градусов термометр показывал. Приходят, слушают. Много братьев, сестер. Что влечет их так – не говорят, стесняются. Исповедуются, причащаются. Феномен.
– Так что теперь у меня четыре пономаря, – радуется отец Андрей. – Двое одно воскресенье, двое – другое служат. Я их не заставляю, но мальчишкам нравится.
Я спрашиваю у батюшки: а что его самого в Церковь привело? Оказалось, верующих у него в семье не было. Но стал задумываться, переписал откуда-то «Отче наш», вырвал из книжки черно-белый образ Спаса Нерукотворного и стал на него молиться. А много ли у нас тех, кто иначе у нас к вере пришел? Мы прорастаем, как рожь на горелой земле, как ребятишки отца Андрея – неведомо, какою силою.
На горе над Матвинуром виднеется часовня. Там была деревня Томаково, где когда-то явился образ Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Перед революцией было в той деревне одной женщине, много пострадавшей в жизни, видение. Будто укрывает Богородица Своим платом окрестные земли. Рассказы, похожие на этот, я слышал в разных краях. Видно, плат был широким.
* * *
Дождались-таки бабушки из Первомайского своего автобуса, пять часов с лишком просидев сначала у храма, потом на остановке. Я сажусь вместе с ними, едем. По пути одна рассказывает об отце Андрее, как к ним на соборование зимой приезжал. Шел по заледенелой козьей тропе, падал, вставал, но до прихожан своих добрался. Той же тропой к ним ходили отцы Илия и Димитрий... Евангельской, едва различимой.
В.Григорян
 | назад |
| вперед |  |
