ПАЛОМНИЧЕСТВО

ОСТАНОВКА В ПУТИ

(Окончание. Начало на предыдущей странице и в №№ 444, 445, 448)

Лики времени


Монастырский Троицкий собор

После похода к кибернетикам почему-то приятно было вернуться в свою «средневековую» келью, в которой нет даже электричества и жизнь идет при свечах. Все больше и больше нравился мне древний монастырь со стенами в три метра толщиной и с вековыми деревьями во дворе. Они такие большие, что, когда ветром сломало одну ветку, мы с послушником еле оттащили ее с тропинки – сама ветка как отдельное дерево.

Нравилась и братия – семеро молодых и двое стариков. Эти старики попали сюда с благословения одного и того же старца Троице-Сергиевой лавры – архимандрита Наума. Но какие они разные! Один бодрый, деятельный, все рассказывал мне про геронтологию – науку о продлении жизни. Другой – еле ходит с двумя клюшками, в чем только душа держится. Но, в отличие от первого, весь светится, радостный такой старичок:

– Если не болею, то скучаю. Почему? А потому что дьявол борет душу, а болеешь – так он и не подлезет. Вот какое дело, миленький мой!

Много чего рассказал мне этот старичок, дьякон Иоанн Федорович Гантимуров. Про то, как выслали его с родителями в Казахстан в 33-м году. Сталин тогда приказал очистить Москву от спекулянтов, и начались облавы. Спекулянты разбежались, а хороших людей для счета забирали.

– Вот посуди... Была у нас соседка, Прасковья Ивановна, старая дева. Утречком как-то пошла на московский рынок. Ать, облава! Паспорта на руках нет – ее в теплушку и в Казахстан. Не посмотрели, что старушке 60 лет. То же самое было и с моей семьей. Все мы так живем – под Богом, не знаем часа своего... Так что ж нам переживать, волноваться по жизни? Как Бог судит, так и будет.

Старый диакон лучится радостью, и все вокруг не могут удержаться, расплываются в улыбках.

Вскорости решился я осуществить вылазку в город. Он хоть и перед глазами, как на ладони виден с монастырского холма, но здесь четко ощущается: вот здесь мы, а дальше чужбина – город. За пару часов прогулки Переславль-Залесский предстал мне тремя ликами – как прошлое, настоящее и будущее России.

ПРОШЛОЕ. Вот на одной из улочек удивительный храм – Спасо-Преображенский, построенный в 1157 году (на фото справа). Здесь были крещены Александр Невский и его отец Ярослав, здесь похоронены сын Александра Невского Дмитрий и его внук Иван. Здесь в 1310 году собирались святители русские, разбирая распрю между тверским и московским иерархами. Правыми были признаны москвичи. Будь другой исход, может, столицей была сейчас Тверь, а не Москва. Здесь в 1354 году Сергий Радонежский принял священнический сан... Внутрь храма можно зайти. Музея там нет, просто сидит старушка, берет сколько-то денег. Фрески внутри не сохранились, как позже мне рассказали, их их очень аккуратно сняли со стен, перенеся на особые полотнища, и... позабыли. Несколько лет фрески, упакованные в деревянные ящики, лежали в специальном сарае. Никак не могли решить, везти их в Москву или во Владимир, и где взять денег на перевозку. Пока решали, фрески рассыпались в куски и были затоплены в озере. Сейчас на больнично-белой стене висит только икона - «Сошествие Иисуса Христа во ад». В глубине виднеются древние надгробия, дожидающиеся Судного дня. Впрочем, они не настоящие, а муляжи - погост давно уже стерт с земли

А вот здесь, в сквере, где памятник Александру Невскому, когда-то стоял дворец, в котором Александр родился. Под этим дворцом еще до его рождения была тюрьма, из которой вышла на свет Божий русская литература. Узник, сидевший в ней, написал прошение о помиловании, которое и стало шедевром русской литературы – «Моление Даниила Заточника». Здесь были сложены поэтические слова: «Кому Переяславль, а мне Гориславль, кому Боголюбово, а мне горе лютое...»

Если дальше идти, то, может, еще какие древности встретятся. Но пора поворачивать назад, к центру.

НАСТОЯЩЕЕ. На главной площади города на скамеечке аккурат под памятником Ленина познакомился с бомжом Валентином Громовым. Приехал он из Москвы «посмотреть», да так и остался, прижился у церкви. «Здесь хорошо, много подают. Столовую наконец открыли, одну на весь город. А то были прежде только кафе да рестораны». Как бы довольный жизнью человек. Но больно на него смотреть...

БУДУЩЕЕ. Ленин протянул руку вперед и показывает пальцем на центр площади, где возвышается крест. Там табличка: «Сей крест установлен... на месте будущего строительства храма св. равноап. вел. князя Владимира. 28 июля 2002 г.». Это уж какой по счету храм-то будет? В пяти монастырях по три-четыре храма, да еще отдельно девять в городе стоят. А тут еще один!

По пути встретилось мне большое старинное здание с лаконичной вывеской: «Университет города Переславля». Ни больше ни меньше. Это тоже будущее России. Основанный академиком Айламазяном, университет собрал самых смышленых ребят с Ярославской области, здесь они обучаются дисциплинам, связанным с кибернетикой. Работают с ними ученые из Института программных систем. Нынче в марте этому необычному вузу исполнилось уже 10 лет.

В целом Переславль оставляет приятное впечатление: добротные старинные дома, кругом маковки церквей. До золотых куполов Никольского монастыря я так и не дошел. Хотелось домой – в Данилову обитель, где скоро начнется вечерняя служба.

Человек на дороге


В Троицком соборе Данилова
монастыря

В Даниловом монастыре я прижился, как бомж Валя Громов: «Приехал посмотреть, да так и остался». Даже в длинные службы втянулся. Все пятеро из братии поют в унисон, знаменным распевом. «Святый отче Данииле, моли Бога о нас», – поднимается мужская молитва к высоким сводам. Долгое стояние на коленях. В конце вечерни, как заведено, снимается крышка с раки святого игумена Даниила, мы подходим парами приложиться к мощам, затем крестоцелование, дежурный уходит в братский корпус, остальные остаются – и служба... продолжается, тянется и тянется час за часом.

Потом мужская трапеза. Чтобы ум не рассеивался за столом, пономарь читает вслух главы из трудов религиозного философа С.Н.Булгакова. Картошка с луком заедаются словами «филиоква», «имманентное», «трансцендентное». Видно, что все за столом, кроме Сергея, единомышленники и понимают, о чем читается.

Сергей – это тот самый трудник, в келью которого меня подселили. Странное поведение его удивило еще на первой службе. В середине вечерни он тихонько вошел в храм и положил на подоконник цветы. Монах ему что-то сказал, и Сергей, потупившись, вышел. Спустя полчаса он снова появился в храме уже с огромной охапкой черемухи, положил и, не глядя ни на кого, снова выскочил на улицу. Свое загадочное поведение мужик объяснил мне так: «В Бога я, может, и не верю, но уважаю. Решил принести Ему цветы. А этот поп сразу унюхал, что я под балдой, выпимши, попросил выйти. Но не на того напал! Пошел я в сад тут по соседству и еще больше цветов нарвал!»

В келье нашей темно, огонек свечи выхватывает из мрака только кусок стола, покрытый прожженной клеенкой, и безвольный подбородок хмельного Сереги, который рассказывает мне про свою жизнь:

– Сам я из Хабаровска, жил там с женой у матери. Мать моя, как выпьет, начинает ругаться. Ну, уехали мы в деревню, где родня жены. Дали нам жилье. Тесть на новоселье корову подарил – втиснул ее в «Жигули» на заднее сиденье и мне привез. Куда ее девать? Подарок все-таки. И занялся я сельским хозяйством. Завел еще коров, свиней, уток, штук сорок курей. Теща гуся подарила. Эх, жили припеваючи, сейчас как вспомнишь... А потом все пошло наперекосяк, когда зажимать стали.

– Что зажимать?

– Ну, контроль ввели и прочее. Мы рис в совхозе мешками брали, за две бутылки – мешок. Большинство так жило. На этом домашнее хозяйство держалось, корма почти бесплатные. А тут контроль, уже не своруешь. И с этого началось наше разрушение семейного благополучия... Короче говоря, продали мы свой скот, дом на Дальнем Востоке и купили домик здесь, в Переславле, где живет сестра жены. Я на разные работы устроился, руки у меня умелые, а жена в автопарке нашла место, кондуктором определилась. И пошел дальше раздрай. Жена целый день в автобусе катается и вот со своим водителем спуталась. Я-то сначала не знал. То сала в дом принесет, то картошки мешок. Это ее водитель из деревни привозил, от своих родителей. А у нас как раз в городе благоустроенные коттеджи стали строить, и жена говорит: «Сережа, я подала заявление на расширение жилплощади. Давай фиктивно разведемся, мне с сыном в одиночку быстрее коттедж дадут». Развелись мы – и оказался я на улице, гол как сокол. Все нажитое по суду у нее осталось.

Ну, пил я, конечно. Прихожу к жене, прошу хотя бы мамины вещи, которые у нее остались. Не отдает! И сын меня из квартиры выталкивает, будто сговорились. Однажды я в окошко влез, взял кой-какие вещи. Она в суд подала, чуть ли срок не накрутила. Потом знакомые пацаны из кассы магазина калькулятор стащили, и взялся я его продать. Проходит время, опять повестка ко мне приходит, из-за калькулятора... На этот раз решил я в суд не идти, потому что срок там припаяют.

Жил я тогда у одной старушки. И вот, когда меня не было, явилась баба-инспектор и старуху обманула: попросила посмотреть паспорт жильца, мол, режимная проверка. Та, глупая, и отдала. Так я оказался без паспорта. На работу теперь не устроиться, а в суд за паспортом идти – срок могут дать. И превратился я в бомжа. По подъездам ночевал. А стало холодать – вот пришел в монастырь. Ты меня только батьке этому, главному попу, не выдавай. Я ему сказал, что потерял паспорт, сейчас новый делают.

– Так ведь рано или поздно все откроется! – удивился я. – Зачем обманывать?

– А глаз у него, у батьки, оё-ёй, – не слушает меня Серега, – как увидел меня, так сразу: «Ты смотри, у нас тут милицейские проверки бывают». Подозревает, что ли?

– И как же дальше жить собираешься?

– Не знаю. Осмотрюсь здесь... Потом, может, новую жизнь начну.

– Это правильно, – поддерживаю его. – Монастырь лечит. Здесь можно пожить, подумать о жизни. Каждому, бывает, нужна остановка, чтобы прийти в себя, что-то понять. А то бегаем по жизненному кругу, все время на одни и те же грабли наступаем. Ты бы исповедался игумену-то. Всю правду ему расскажи, он поможет...

– Дождь идет, – прервал меня собеседник, прислушавшись к темноте. И вдруг заявил решительно: – Нет, завтра я на мокрую крышу не полезу. Батька сказал, что утром будем крышу собора перестилать. А я не такой дурак, чтобы по скользкому железу на верхотуре лазать. Лучше я с утра электропроводкой займусь, а то живем тут без света, как кроты...

– Ты вот что, сначала благословение у наместника спроси, – заподозрил я неладное. – Даст благословение – займешься электропроводкой. Не даст – и Бог с ней. Можно ведь и со свечкой пожить, тем более здесь рано ложатся спать.

– Нет, – стоял на своем Сергей, – утром я скажу: отец, я начну работать после того, как в комнате порядок наведу. Я же не свинья так жить!

– Еще недавно ты в подъездах ночевал, – напоминаю ему. – Уймись, Серега! Потерпи денек-другой, тебе надо сейчас в монастыре закрепиться, чтобы в норму прийти. А потом жизнь подскажет...

– Да какая ж это жизнь! – чуть ли не заплакал хмельной мужик. – У меня даже часов нет! Как я утром на работу поднимусь?

– Дежурный разбудит.

– Понимаешь, у меня вообще часов нет!

– А зачем тебе часы? Серега, ты совсем не о том думаешь...

Проснувшись утром, я услышал, что в келье кто-то насвистывает. Это Сергей возился с электропроводкой.

– Благословение взял? – спрашиваю.

– Не-а. Ну, заживем мы теперь здесь, – бодро отвечает он. – Даешь лампочку Ильича!

* * *

Днем я уехал в район, в Новоалексеевскую пустынь. В Переславль возвращался глубокой ночью пешком, пройти предстояло полсотни километров. Сигналил редким машинам, но те не останавливались. Притормозила лишь одна помятая иномарка с югославским номером, из который выскочили смуглокожие парни и на ломаном русском предложили купить поблескивающий желтым металлом тяжелый перстень:

– Купи, нам деньги нужны на бензин, мы в Сербию возвращаемся.

Судя по недовольному виду, бизнес у иностранцев в России не получился.

– Ну, сколько за перстень дашь, – пристает ко мне цыганистый крепыш, – сколько русский может дать брату сербу?

– Это чистое золото, Аллахом заклинаю, купи! – пристает другой «серб». Денег у меня не было, и албанцы (а это, конечно, были они), ругаясь на непонятном языке, укатили. Даже не предложили подвезти. От этого дорога стала еще пустыннее... Но почему-то в душе моей был покой, и, не думая о будущем, неспешно шел я себе вперед. Скоро сзади послышалось шарканье, оглядываюсь: бредет по шоссе длиннющий тощий человек, как-то странно переставляя ноги, будто они заплетаются друг о друга. Куртенка на нем короткая, по пояс, сам весь нахохлился, глаза круглые, почти без ресниц. Карикатурная фигура.

– Как вас зовут? – спрашиваю.

– Валерка.

– Откуда и куда?

– Из-под Ярославля в Москву. Племянничка нужно проведать, за сутки, может, дойду. На автобус денег нет, а дальнобойщики не останавливаются.

Молча прошли мы километров десять, потом я отстал. В одиночку идешь – можно песни петь, а вдвоем стеснительно. На горизонте появилась бензоколонка, и там я без труда сел в «фуру». На шоссе дальнобойщики, действительно, никогда не тормозят, чтобы не терять скорости. А на стоянке – пожалуйста, тем более что там, на свету, при свидетелях, можно убедиться, что человек, просящийся в кабину, никакой не «разбойник с большой дороги». И вот едем мы и обгоняем карикатурную фигуру. Это Валерка, не поднимая головы, бредет в Москву. Промелькнул – и исчез.

Господи! Бывают же такие люди. Нет бы встать на стоянке, договориться с водителем. Ан нет, вбил в голову: «Дальнобойщики не останавливаются». И вдруг я вспомнил о Сергее...

Ведь точно так же он бредет по дороге своей горемычной судьбы – не глядя по сторонам. Ему бы сойти с этой дорожки, осмотреться, обратиться за помощью, а он, знай, только вздыхает: «Ну за что мне такое?! Все прахом идет – вот до монастыря докатился! Но ничего, я здесь не задержусь!» Эх, Серега, Серега...

Под утро я был уже «дома» – в своей монастырской келье. Зажег свечку (электрический выключатель все так же не работал) и осмотрелся. Койка моего соседа была пуста.

Русский Иерусалим

Перед отъездом отправился я к игумену за благословением. Найти его в разгар работы непросто – все говорят: «Только что здесь проходил», а где он в данный момент, неведомо. Заглянул в гараж, озираюсь. Бородатый водитель в пятнистом комбинезоне стучит по стеклу из кабины «КАМаза»: «Кого ищете?» С трудом узнаю в нем самого наместника.

– Уезжаете? – интересуется он. – Вещи свои проверьте, не пропало ли чего. Ваш сосед-то накуролесил вчера, и пришлось от него избавиться.

– Нет, спасибо, всё на месте.

– Слава Богу. А вы как, удачно провели время здесь, в Переславле? Все успели? До Никольского монастыря-то дошли? – весело прищурился игумен.

– Что вы, батюшка! – в тон отвечаю. – У вас, как в древнем Иерусалиме: город маленький, а так сразу и не обойдешь. То у одной святыни задержишься, то у другой.

– Ну тогда с Богом!

За монастырскими вратами напоследок бросаю взгляд на Переславль – русский Иерусалим. Вдали над крышами жарко блистают золотые маковки Никольской обители, где побывать не довелось... Вскинул я рюкзак и не торопясь пошел на автостанцию.

М.СиЗоВ

назад

вперед


На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта.Гостевая книга