БЫЛОЕ

ЧЁРНАЯ БОЛЬ ЭПОХИ

«Белорусский дневник» физика-ядерщика о Чернобыльской катастрофе

В апреле у нас, христиан, много светлых праздников. Но есть одна чёрная дата, которую также нельзя забывать. 26 апреля случилась самая страшная техногенная катастрофа в истории человечества. Спустя годы случившееся осознаётся как Божье наказание за атеизм технического века. Впрочем, и в те апрельские дни некоторые задумывались о духовном смысле произошедшего. Перед вами дневник учёного, православного человека. В ту пору, за два года до «второго Крещения Руси», как называют феномен 1988 года, среди интеллигенции было ещё мало верующих. Судьба же автора дневника сложилась так. В 1970 году Владимир Яцкевич закончил Московский физико-технический институт по специальности «ядерная физика» и распределился в Белоруссию, на родину своих предков. Сначала работал в г. Гомеле на предприятии оборонного профиля. Крестился в 1976 году в возрасте 29 лет – крёстным стал родственник жены Кирилл Иванович Вальков, профессор, математик из Санкт-Петербурга (стихи его приводятся в конце дневника). С женой тайно обвенчался в те же годы, будучи преподавателем Гомельского университета. Через пять лет после Чернобыльской катастрофы переехал в Вологду на родину жены. Владимир Антонович – профессор Вологодского педагогического университета, доктор технических наук, автор более 80 научных книг, статей, изобретений. Наша газета четырежды публиковала его рассказы, последний – Спасительное воспоминание («Вера», № 574).

Свой дневник автор предварил справкой:

«Авария на Чернобыльской АЭС произошла в ночь с 25 на 26 апреля 1986 года, когда ошибочные действия операторов привели к мощному тепловому взрыву, разрушившему корпус реактора. Столб графитовой пыли и дыма, достигавший километровой высоты, висел над реактором 10 дней. В результате в атмосферу были выброшены радиоактивные вещества, общая активность которых в 90 раз больше, чем у атомной бомбы, взорванной над Хиросимой. По охвату территории эта авария не имеет себе равных: от Абхазии до Швеции, от Карпат до Калуги – везде обнаружились земли, загрязнённые радиоактивностью.

В ликвидации Чернобыльской аварии принимало участие более 300 тысяч человек. Об их судьбе написано немало, здесь речь пойдёт о другом. Я хочу предложить читателям выдержки из своего дневника 23-летней давности. В то время я жил в г. Гомеле, областном центре с полумиллионным населением, который, как и многие города Белоруссии, был накрыт чернобыльским облаком. К своим старым записям я кое-где добавил комментарии, они выделены скобками».

* * *

26 апреля 1986 г. Суббота. Тёплый солнечный день. Утром всей семьёй сели в машину и через полчаса были на Мельниковом лугу. Деревья стоят уже в зрелой листве, на земле нежная травка. Вода в реке ещё по-весеннему мутная. Поиграли в мяч, набрали молодого щавеля, завтракали на высоком берегу под дубами. Дочки резвились как котята. Хорошо бы приезжать сюда почаще. (Эта прогулка на много лет стала нашим последним доверчивым общением с природой.)

27 апреля. Вчера по Би-би-си услышал об аварии на атомной электростанции где-то на Украине, а сегодня, на удивление, о том же говорит Москва. Сообщают о жертвах среди персонала и возможной эвакуации жителей города Припяти. Нашёл на карте этот городок и измерил расстояние от него до Гомеля. По прямой 140 км. Далеко, не долетит. Успокоил своих. И всё-таки Елена Степановна (тёща) решила наш щавель выбросить. Я хотел возразить, но вспомнил, как вчера, возвращаясь из гаража, попал в странный песчаный вихрь. А ведь и вчера, и сегодня дует сильный ветер с юга.

29 апреля. Оказывается, в лаборатории общей физики есть детектор гамма-излучения, правда стационарный. Проверял свою одежду, обувь. Сильно фонят ботинки (как раз в них я попал в песчаный вихрь), снял их, долго мыл тряпкой под краном в раковине – фон уменьшился, но не намного. Вышел к своей машине, потёр тряпкой крышу, вернулся и поднёс тряпку к детектору. Фон такой, что удивился даже лаборант. Машину надо срочно мыть, а ботинки придётся выбросить. Видимо, пыль въелась в пористую подошву.

30 апреля. Явной паники нет, но люди озабочены. Расхватывают минеральную воду в магазинах. По местному радио выступал специалист по радиационной безопасности, советовал держать форточки закрытыми, делать йодную профилактику (капля йода на полстакана воды). Тем не менее завтра всех гонят на первомайскую демонстрацию. Как куратору группы, мне надо явиться, проверить наличие студентов и получить транспаранты. (Я работал тогда в университете доцентом кафедры радиофизики.) Приду вместе с дочкой, но убежим из колонны в церковь: завтра Великий Четверг.

9 мая. Ползут упорные слухи, что может рвануть ещё раз и что городское начальство вывозит свои семьи. Сегодня были, как обычно в День Победы, на кладбище – на могиле отца. Были поражены безлюдностью – ведь обычно в этот день здесь толпы людей. Стало как-то не по себе.

15 мая. В магазинах плохо с молоком. Иногда выставляют бутылки с надписью, что молоко «только для взрослых». Люди смотрят оторопело, пытаются понять, что это значит. А значит это то, что радиационный контроль не дремлет.

Вокруг Припяти ограждают территорию радиусом 30 км, откуда будут отселять всех. В неё попал и райцентр Чернобыль. (Всего было отселено 140 тыс. человек.) Взял учебник по радиационной безопасности. Эту науку мы не проходили, тогда об опасности радиации не было и речи. (Я закончил физико-технический институт по специальности «ядерная физика», но в дальнейшем работал в другой области. Ядерная физика – это фундаментальная наука, изучающая строение материи. К сожалению, у неё есть уродливое детище – ядерная энергетика, которая возникла как побочный продукт военных технологий.)

20 мая. Через город едут колонны автобусов с зажжёнными фарами: развозят бедных детишек по всей России – подальше от радиации. Кроме выпускных классов.

Отправили и мы своих дочерей с Еленой Степановной на её родину – в Вологодскую область. В начале июля мы тоже приедем туда и проведём лето в деревне.

На вокзале видели переселенцев, много стариков. Сидят на своих узлах, вид подавленный. Жалко их до слёз. Ведь пережили страшную войну, оккупацию и уже ничего плохого от жизни не ждали. Но нет, под старость, когда так хочется покоя, надо бросать своё жилище и куда-то переезжать.

25 мая. Ходишь по улицам города и чувствуешь: что-то не то. Потом начинаешь понимать – город остался без детей. Становится жутковато. А ведь недавно смотрел с дочками диафильм-сказку «Гамельнский крысолов», где герой сначала вывел из города крыс с помощью волшебной дудочки, а когда ему не заплатили положенного, из мести вывел из города всех детей. Странная близость названий: Гамельн – Гомель.

28 мая. Ходили в церковь на вечернюю службу. Наверное, никогда не забуду безумное лицо молодой женщины, которая без конца повторяла одну и ту же фразу: «Верните мне мою землю!» А земля её мертва, огорожена колючей проволокой, и будет мертва ещё 200 лет.

3 июня. Вчера приезжал академик Велихов, я слушал его выступление. Говорил, что в середине мая была опасность возникновения неуправляемой цепной реакции, а значит – и настоящего ядерного взрыва. Но теперь всё позади. Рассказал, как с вертолётов бросали в дымящий реактор мешки с песком и свинцом, но перестарались – треснул фундамент. Если радиоактивность протечёт в реку, то Киев останется без воды. Начали делать саркофаг. Сказал, что доза, полученная жителями Гомеля, небольшая, не более 0,5 рентгена, и в дальнейшем будет не более 0,5 рентгена в год. А вот он сам, ещё до аварии, получил 5 рентген, и ничего страшного. Сказал: не поддавайтесь радиофобии.

Лукавит академик: его доза – за счёт внешнего облучения, а у нас – внутреннее облучение, которое мы получаем за счёт радиоактивной пищи и вдыхаемой пыли. Разница по воздействию на организм – огромная.

(Сразу после аварии жители получили облучение за счёт радиоактивного изотопа йода, и с тех пор заболеваемость щитовидной железы подскочила в несколько раз. В последующем огромные территории оказались стабильно загрязнёнными долгоживущими радионуклидами (цезием-137 и стронцием-90) с периодом полураспада около 30 лет. Эти элементы накапливаются в растениях и животных, вовлекаются в биологический цикл. Попадая в наш организм через пищу и дыхание, они многие годы не выводятся из него, облучая его изнутри. Меры по дезактивации местности оказались практически бесполезными. Не эффективна также пропаганда мер безопасности среди населения, поскольку человек не может жить в отчуждении от природы. В итоге, несмотря на кажущиеся небольшими дозы, произошло возрастание заболеваемости среди жителей загрязнённых территорий.)

5 июня. Мой коллега, преподаватель, изготовил портативный дозиметр и делал измерения у себя на даче. Радиационный фон 40-50 мкР/час (при норме не более 20). Не знает, что делать с небывалым урожаем клубники. Хорошо, что мы ещё не обзавелись дачей. (Дозиметр измеряет гамма-излучение в воздухе, что позволяет оценить полученную человеком дозу внешнего облучения. Для измерения радиоактивности продуктов нужен более сложный прибор – радиометр.)

А дозиметр всё-таки делать надо. Главное – достать гейгеровскую трубку, а электронику сделать нетрудно. Звонил друзьям в Курчатовский институт, в Протвино, просил эту самую трубку. Нет, уже всё поразбирали. Не я один интересуюсь радиацией.

10 июня. В Киев съехались врачи – спасать умирающих от лучевой болезни. Пресс-конференция. Знаменитый специалист по пересадке костного мозга, вид очень довольный, американская улыбка, в шортах и почему-то в шлёпанцах на босую ногу.

25 июня. Судят руководство АЭС. Картина проясняется. Операторы в ночную смену проводили запланированные кем-то в центре испытания, но им мешала аварийная защита, которая срабатывала и гасила мощность, и они её отключили. Это была роковая ошибка. На неё наложилась случайность: позвонил диспетчер из Киева и попросил прибавить мощность, что они и сделали. Когда начался перегрев реактора, они включили защиту, но было поздно: реактор пошёл в разнос. Взрыв разрушил зал управления, сорвал крышу реактора. Что думали перед смертью эти два человека, когда ночью дразнили запертого в бетонные стены джинна, мощность которого миллион киловатт?

Пожарные стали следующими жертвами. Они делали то, что должны делать пожарные: встали у открытого жерла реактора и лили в это адское пламя воду из шлангов. Конечно, противорадиационных костюмов у них не было, да и не спасёт никакой костюм от реакторных нейтронов. Все 29 человек умерли в течение недели. В медицинском справочнике прочитал об остром радиационном поражении – это мучительная смерть: рвота, сильная головная боль, красная кожа, высокая температура.

10 сентября. Открылся доступный всем пункт радиационного контроля продуктов. Картошка и другая огородина в окрестностях Гомеля, кажется, в пределах нормы. Хуже с дарами леса. Знакомый набрал белых грибов и носил проверять. Ему сказали: «Ваши грибы надо закопать на глубину не менее метра». Та же ситуация и с рыбой. А вот сосед по дому говорит: «Я ни в какую радиацию не верю. Я и в лес хожу, и на рыбалку, а грибов и ягод запасли – на всю зиму хватит». (Сосед и его жена умерли в 1991 году. Им было около пятидесяти лет.)

12 сентября. Рассказ воспитательницы детского сада из города Хойники. «Стараемся держать детей в помещении. На прогулке то и дело кричишь: “Дети, на траву не садиться. Ёлочку руками не трогать, там радиация”».

15 сентября. Привёз из Ленинграда гейгеровскую трубку (подарил знакомый из ЛГУ). Очень толковый оказался у меня студент-дипломник: сам нашёл схему и сделал дозиметр с цифровой индикацией в корпусе от переносного приёмника. Вчера вместе калибровали его на эталонных источниках.

В центре города уровень радиационного фона 25 мкР/час, на окраинах больше. У нас в квартире – 30. Это теперь считается нормой. Жить можно.

20 сентября. Золотая осень. Удивительно ласковое солнце. Поехали на Мельников луг. Сели под нашими дубами, я положил дозиметр на землю и через минуту он высветил показание: 70 мкР/час. Пошли искать другое место и нашли почти чистое: как у нас в квартире. Я, как сталкер из фильма Тарковского, водил жену и детей по местам, загубленным пришельцами из чужой цивилизации. Побродили по берегу реки. Как гордились гомельчане, что Сож – самая чистая река в Европе! Назад ехали унылые. Молчали даже дети. Может быть, к следующему лету станет чище. (Стало, но не намного. Радионуклиды перемешались, распределились более равномерно, но никуда не делись.)

1 октября. Опубликовали карту загрязнения территорий. Конечно, большая часть радиоактивности попала на Белоруссию. Случайно ли это? В Белоруссии совсем немного храмов. В таком крупном областном центре, как Гомель, небольшой храм, в котором всегда тесно.

(Многострадальная земля! Большевики задумали сделать её первой безрелигиозной республикой. К лету 1939 года на территории Белоруссии не осталось ни одного официально действующего православного храма, даже обновленческого. Почти все священники, в том числе епископы, были расстреляны, и вплоть до лета 1941 года богослужения нигде не совершались, за исключением двух катакомбных церквей: в Гомеле и Могилёве.)

А вот Чернигов, судя по карте, остался чистым, хотя он гораздо ближе к Припяти. Я вспомнил наши поездки в Чернигов. Белокаменные храмы времён Киевской Руси стали музеями, в них всё кажется чуждым, даже иконы. И когда после этого холодного великолепия попадаешь в небольшой действующий деревянный храм, то поражаешься царящей в нём благодати. Оказывается, там лежат мощи святителя Феодосия Черниговского. Не его ли молитвами радиацию пронесло мимо города?

30 октября. Конечно, Гомель переселять не будут. Город отнесён к «зоне добровольного отселения». Жители постепенно успокоились, получают небольшую доплату, которую прозвали, конечно же, «гробовыми». В окрестностях города примерно определены места, куда ходить не следует. Идёт постоянная проверка продуктов, почвы, воды, воздуха. Но как мучительно человеку жить в мире, где каждая былинка, каждый кустик кажутся врагами.

* * *

Хочу завершить свой дневник стихотворением, которое написал мой крёстный, профессор математики Кирилл Иванович Вальков, глубоко переживавший нашу общую беду:

Чёрная быль России, чёрная боль эпохи,
Чёрные траектории кровавых атомных стрел.
Неба, на них распятого, огненные всполохи,
Чёрной земли обугленной последний почти удел.
Белых больничных коек международная выставка,
Чёрные крылья воронов,  слетающихся на пир.
Братья наши и сёстры, если вы можете выстоять,
Дайте костного мозга,  чтоб нам возвратиться в мир.
В мир, где шумят заседания, где длятся пресс-конференции,
Где скачут в свете юпитеров упитанные слова,
Где меряют путь к спасению параграфами конвенций,
Где в щели этих конвенций погибель наша вползла.
Папы наши и мамы, знали ли вы, что делали,
Когда без креста призвали нас на этот огненный крест?
Бегите теперь к слетевшимся, стучите в халаты белые,
Молите их о спасении, если спасение есть.
Хоть каплю крови подайте нам или воды немного.
Но только той чистой, истинной, не знавшей нашей беды.
Пока мы чернеем медленно, зовите на землю Бога,
Бегите травой заросшею, ищите Его следы.
Быть может, ещё сумеете взобраться на колокольни,
Быть может, ещё успеете ударить в колокола.
О, наши братья и сёстры, нам очень страшно и больно.
О, сделайте землю такою, какою она была.

Владимир ЯЦКЕВИЧ
г. Вологда


назад

вперед



На глав. страницу | Оглавление выпуска | О свт.Стефане | О редакции | Архив | Форум | Гостевая книга