ИСТОРИЯ ОТЕЧЕСТВА

«ГОРИТ ВОСТОК ЗАРЁЮ НОВОЙ»

К 300-летию Полтавской битвы

Раздался звучный глас Петра: «За дело, с Богом!»

«Страшно было подумать»

Все попытки завоевания России можно свести к одному анекдоту:

– Тятя, тятя, я медведя поймал!

– Так тащи его сюда.

– Да он меня не пускает.

Победные реляции армий, вторгшихся в нашу землю, сменялись растерянностью, растерянность – ужасом. Война со Швецией в годы правления Петра Великого не стала исключением. Народ, пребывавший в унынии после Раскола и мрачно взирающий на изменения, происходящие со страной, получил превосходную отдушину. Шведы думали, что идут не то порабощать, не то освобождать русских, и, надо сказать, эта неопределённость преследует наших врагов доныне. Но правда в том, что Господь лишь попускает им преподать России тот или иной урок, взбодрить нас.

Понимание этого пришло к воинам Карла XII слишком поздно. Быть может, когда царь Пётр после битвы поднял кубок, сказав: «Пью за здоровье наших учителей!» «Кто же эти учителя?» – спросил пленённый фельдмаршал Реншёльд. «Вы, господа шведы». Или всё стало ясно несколькими днями позже, когда Шведская армия окончательно прекратила своё существование. Дело даже не в том, что в России погибли её самые боеспособные части. Поражение было страшным, сокрушительным прежде всего потому, что рухнула религиозная концепция шведов, веровавших, что Бог решил вверить им, протестантам, землю.


Король Карл XII

Это обстоятельство у нас как-то просмотрели, справедливо указывая на то, что цели короля Карла были достаточно меркантильны, а среди его врагов была протестантская Дания. Но для пасторов и солдат Шведской армии теологическая сторона дела имела большое значение. В ней царила строжайшая религиозная дисциплина, которая предписывала регулярную молитву, воскресные и праздничные богослужения. Правила не нарушались ни при каких обстоятельствах. Как пишет в своей книге «Рассказ о гибели одной армии» шведский историк Петер Энглунд, войско было убеждено, что «Господь поддерживает шведов и что они – Его избранный народ и орудие. Это была не только игра на потребу галёрки, король и сам был убеждён, что так оно и есть. Подобно сынам Израилевым, шведские воины были посланы на землю для того, чтобы покарать еретиков и грешников. Избиению подлежали бесчестные и безбожные князья, которые начали войну без справедливой причины. Для доказательства этой избранности пускались в ход загадочные фокусы со словами. Один священник доказывал перед своим эскадроном, что шведы – израильтяне своего времени, потому что если прочесть задом наперёд название Ассур (враг Израиля Ассирия), то получится... Русса!

Тезис о Господней поддержке шведов основывался на одном несложном способе доказательства, а именно: доказанным считалось то, что и хотелось доказать; это было одновременно и его самой сильной, и его самой слабой стороной. Это доказательство было убедительно в своей простоте. То, что Бог на стороне шведов, подтверждалось их победами на поле боя – считалось, что без Божьей помощи эти победы были бы невозможны. Но что, если в один прекрасный день шведы проиграют большое сражение? Это грозило полным развалом: ударом в спину, нанесённым собственной пропагандой. Бог со всей очевидностью даст понять, что Он передал Свой мандат врагу, и об этом даже страшно было подумать...»

Не прощаясь

Но подумать всё-таки пришлось. Так рухнула одна из самых значительных держав в истории Европы. Несколько веков она расширяла свои владения за счёт Польши, Дании, Германии, России. Справедливости ради заметим, что Северную войну начали не шведы. Большинство ограбленных ими народов объединились, чтобы вернуть свои владения. Для русских, например, нестерпимо было то, что их отрезали от Балтийского моря. У поляков и датчан также накопилось немало счётов к Стокгольму. Однако ярость и отвага молодого короля Карла стали для союзников неприятным сюрпризом.

В июле 1700 года он с 20-тысячной армией внезапно появился у берегов Зеландии. Карл первым прыгнул со шлюпки и, выхватив шпагу, по пояс в воде бросился на врага. Это был его звёздный час. Береговые укрепления были взяты с ходу. Копенгаген – датская столица – лежал у ног победителя. Его не стали штурмовать, просто наставили орудия, обещая превратить в руины. Нервы датчан не вынесли этого зрелища, они согласились на все предложенные им условия. В сентябре пришёл черёд поляков, они спешно сняли осаду Риги, узнав, что Карл высадился в Лифляндии.

А спустя два месяца жесточайшее поражение потерпела Русская армия, осаждавшая Нарву. Она втрое или вчетверо превосходила противника числом, но совершенно растерялась, когда Карл с отрядом появился под носом. Пётр бежал, бросив свои полки, это был самый позорный поступок в жизни царя-реформатора. А ночью шведы бросились в атаку на наши укрепления. Короля, кстати, уговаривали отложить бой, ссылаясь на метель. Он лишь усмехнулся, обратив внимание своих генералов на то, что снег метёт русским в лицо. В числе первых сдался главнокомандующий Русской армии фельдмаршал де Кроа, безобидный пьяница, неизвестно по каким соображениям принятый на службу. Правда, у него не было даже нескольких дней, чтобы познакомиться со вверенными ему войсками, а полное незнание русского языка не облегчило эту задачу.

Шведы сами были изумлены и несколько испуганы своей победой. Впрочем, она не была полной. Московиты, даже пропустив удар, были сильны и полны решимости драться. Карл милостиво разрешил им уйти. Большинство российских полков, в том числе все гвардейские, покинули поле боя с развевающимися знамёнами. Судя по мрачным взглядам, которые ловили на себе победители, русские не прощались.

«Drang nach Osten»

Вскоре наши войска овладели устьем Невы, заложив Санкт-Петербург, затем взяли всё-таки Нарву, смыв позор поражения. Король Карл злился, но его армия завязла в боях на территории Польши.

Наконец в 1706 году руки шведов оказались развязаны. Больше года они копили силы, а затем двинулись на Русь. Их путь лежал через Мазурию – край, населённый славянами-протестантами, имевшими польские корни, но тяготевшими скорее к немцам. Это была страна лесов, болот и тысяч озёр. Крестьяне сначала пытались вступить в переговоры с армией, но их представители были убиты. Вспыхнула ожесточённая партизанская война. Население ушло в леса, разобрало гати на болотах, а на лесных дорогах сделало засеки.

Шведы, как пишет Петер Энглунд, отвечали ужасающей жестокостью. Отряды карателей получили приказ убивать каждого мужчину старше 15 лет, уничтожать скот, который невозможно увести с собой, сжигать деревни – они «одна за другой рассыпались дождём искр. Главной трудностью было выжать из непокорного народа достаточно продовольствия. Для этого без колебаний прибегали к старому испытанному средству – пыткам. Например, засовывали пальцы крестьянина в кремнёвый замок ружья и зажимали их в этих примитивных тисках, пока не выступит кровь. Другой приём, применявшийся Шведской армией ещё в Польше, – обвязать несчастному голову и затягивать повязку с помощью палки, пока глаза не вылезут из орбит. В Мазурии жестокость армии достигла новых высот: ловили маленьких детей, били их кнутом и делали вид, что вешают их, чтобы заставить родителей быть сговорчивее. Некоторые воинские части даже переходили от угрозы к её исполнению и убивали детей на глазах у родителей». Страна, которой столетиями никто не интересовался, была опустошена.

«Множество народу было убито, а также всё было сожжено и разорено, так что, думается мне, оставшиеся в живых не так скоро забудут шведов», – с удовлетворением отмечал драгунский полковник Нильс Юлленшерн.

Та же участь ждала Россию. Псков, Новгород и весь Север России должен был отойти Швеции. Украина, Белоруссия, Смоленщина – вассальной Польше, где Карл посадил королём своего ставленника – Станислава Лещинского. Остальную территорию России решено было разделить на малые княжества. При этом генерал Спарре, назначенный комендантом Москвы, хвалился, что «русскую чернь (canaille)» его солдаты «не только из России, но со света плетьми выгонят». Поразительно, насколько характер этого вторжения напоминает другое, более памятное нам, когда жечь деревни и делить шкуру неубитого медведя примутся фашисты. Следует признать, что европейцы очень последовательны в своём «Drang nach Osten».

Убивая и грабя, солдаты короля двинулись через Белую Русь на Москву. Правда, им не хватало боеприпасов и провианта, но генерал Левенгаупт должен был доставить из Лифляндии всё необходимое. Под охраной его корпуса катился огромный обоз – 8 тысяч повозок, увидеть которые Карлу так и не пришлось. У белорусской деревни Лесная корпус Левенгаупта (16 тысяч штыков) был настигнут и наголову разгромлен летучим отрядом Петра (12 тысяч воинов). Фураж, провиант, артиллерия достались победителям, а порох уцелевшие шведы утопили во время бегства. Спаслось их, надо сказать, не слишком много. Царь назвал эту победу «матерью Полтавской баталии» в том числе и потому, что эти битвы разделяло ровно девять месяцев.

Положение Шведской армии ухудшалось с каждым днём. Пётр был безжалостен и к чужим и к своим. По его приказу жители селений, лежавших на пути Карла, бежали, угоняя скотину. Всё, что могло послужить провиантом или иным подспорьем для врага, уничтожалось. В результате шведам пришлось отложить поход на Москву, свернув на Украину. Там ждал их гетман Мазепа, обещавший 20 тысяч сабель, вволю еды и порох. Это были пустые слова, но Карл уже не мог остановиться. Он двигался до тех пор, пока путь его полкам не преградила небольшая крепость с немногочисленным гарнизоном: Полтава!

Полтава

...На рассвете 22 июня Шведская армия предприняла последнюю попытку овладеть ненавистной крепостью. Город прикрывал от набегов крымчаков лишь земляной вал с деревянным палисадом. Солдат, оборонявших её, было немного, немногим больше четырёх тысяч. Правда, к ним присоединились около 2,5 тысячи горожан, но шведов всё равно было во много раз больше. Входи и вкушай победу, но сыпались зубы от этого яства. Несколькими месяцами ранее король Карл заявил: «Мы совершим необыкновенное дело и приобретём славу и честь... Я атакую и возьму город!» Несколько столетий спустя Петер Энглунд, довольно объективный шведский историк, вдруг занервничает при необходимости признать мужество осаждённых: «Это было, однако, не таким большим достижением, как можно подумать: поскольку целью осады с самого начала было выиграть время, она и велась вполсилы». Двадцать ожесточённых штурмов, которые стоили жизни 5-6,5 тысячи шведских солдат, – это, можно сказать, «в гости наведались».

Итак: последний штурм, хорошо описанный историком Владимиром Максимовым. Свежие батальоны королевских войск захлестнули укрепления, послышался победный бой барабанов, потом стих... На валу шёл рукопашный бой. Сражались все, способные держать оружие. Дрались чем попало даже старики, женщины и дети. Они знали, что им пощады не будет, и сами не щадили врага. На атакующих лился кипяток, летели камни с раскатов. Вместо закончившихся ядер пушки заряжали камнями, обломками посуды, ржавыми гвоздями – всем, что было под рукой. Когда противник откатился, у полтавчан осталось полторы бочки пороха и восемь ящиков патронов.

Горожане, надо сказать, не были новичками в воинском деле. 150-пудовый колокол «Кызыкермен», предупредивший их в апреле: «Враг идёт!» – был отлит из турецких пушек, захваченных при осаде Азова. С тех пор прошло четырнадцать лет, но ветераны той славной кампании ещё могли постоять за родные очаги. Командовал ими любимец царя и солдат – полковник Алексей Степанович Келин (Келен). В числе первых врывался он в Нотебург и Ниеншанц, Дерпт и Нарву. Настоящий боевой офицер. В январе он привёл в Полтаву пять батальонов. Город начали спешно укреплять. Тут требовались, конечно, не месяцы, а годы, чтобы подготовиться по-настоящему, но что успели, то успели.

Первый штурм обошёлся шведам в 427 убитых. В конце апреля Карл, не зная, что ведёт осаду вполсилы (историк Петер Энглунд к этому времени ещё не родился), вновь решил пойти на приступ. Девять пехотных полков при поддержке артиллерии повёл в атаку «комендант Москвы» генерал Спарре. Защитники, подпустив врага поближе, ударили из пушек и ружей, а затем бросились в штыковую. Потомки викингов не выдержали и отступили. На следующий день они сделали подкоп, заложив большое количество пороху. Защитники крепости обрадовались и порох забрали, забыв известить о том его владельцев, решивших начать атаку в момент взрыва. И вот загорелся фитиль, несколько тысяч шведов бегут к крепостному валу, а взрыва нет. Шведы бегут всё медленнее, а потом, удручённые, возвращаются обратно, проклиная «вороватых русских». А полтавчане между тем разохотились и начали отнимать у осаждавших шанцевый инструмент и оружие, в том числе пушки. Для вынимания шведов из окопов была придумана специальная машина, с крюком. Тридцать вылазок русских обошлись скандинавам в 2,5 тысячи убитыми.

Когда первый министр граф Пипер снова заговорил с Карлом об уходе от Полтавы, то получил такой ответ: «Если бы даже Господь Бог послал с неба Своего ангела с повелением отступить от Полтавы, то всё равно я останусь здесь». Ангел так и не появился. Поскольку не было свинца для гранат, русские солдаты кидали камни, поленья, гнилые корни и дохлых кошек, одна из которых попала в плечо королю. Он был очень обижен. Штурмы следовали один за другим. Когда в очередной раз король отправил к осаждённым парламентёра с предложением капитулировать, иначе «все будут перебиты», Келин не без иронии заметил, что это уже седьмое предложение. В ночь на 22 июня король Карл решил предпринять ещё одну попытку, не зная, что она станет последней. Артиллерию после этого пришлось отправить в обоз. Почти весь порох был бездумно истрачен на трёхмесячную осаду, которая «велась вполсилы».

Мазепа

Всё время, что шла осада, защитников немало развлекали казаки-изменники. Шведы их для участия в боевых действиях почти не привлекали. Заставляли рыть подкопы, строить укрепления. Сторонники присягнувшего Карлу гетмана Мазепы обижались и хотели как-то повысить свой статус. Для этого они выпросили у хозяев обрывки штандартов и стали носить их на пиках. Так появился на свет нынешний государственный флаг Украины. Впрочем, Украиной называли в то время эту землю преимущественно поляки. Они же придумали и название для её жителей. Первым его использовал граф Ян Потоцкий в конце XVIII века. Другой граф – Фаддей Чацкий – пояснил, что «украинцы произошли от укров, особой орды, пришедшей на место Украины из-за Волги в VII веке».

* * *

Но ко времени Полтавской битвы Мазепа ещё не мог утешать себя этим обстоятельством. Как и все остальные жители Малороссии, он полагал себя русским и никакого национального государства строить не собирался. Всего лишь надеялся ценой гибели Русской земли расширить свои владения. Они, надо сказать, и без того были огромны. Гетман считался другом Петра и получил 100 тысяч крепостных в Червонной Руси и ещё 20 тысяч в Великороссии. Но в победе шведов не сомневался и решил, что пришло время сменить господина. К этому его побуждала часть казацких полковников и есаулов, обиженных на Московского царя. Для обид были серьёзные основания – Пётр деликатностью по отношению к поданным не отличался. Но отдать свою страну на поток и разграбление безо всякой надежды, что шведы и поляки выпустят её когда-нибудь из своих объятий... Этого не оправдать ничем.

Это прекрасно понимали все жители Малороссии, кроме Мазепы и нескольких тысяч казаков, которые вместе с ним стали предателями своей родины и своей веры. Ещё в тот момент, когда неясно было, кто станет победителем в этой войне, из самых отдалённых областей Червонной Руси к Петру полетели челобитные о преданности престолу. На Глуховской Раде был избран новым гетманом Скоропадский, объявивший, что будет продолжать дело Богдана Хмельницкого. Полк за полком присягали Петру, а один епископ за другим провозглашал Мазепе анафему. Подчеркнём: движение это началось более чем за полгода до поражения Карла под Полтавой. Речь идёт о честном и добровольном выборе, готовности абсолютного большинства малороссов драться за родную землю. Когда станет ясно, что шансы противника сомнительнее, чем казались, Мазепа засуетится, напишет Петру, что его неверно поняли, что он готов пленить шведского короля и его генералов. Царь не ответит.

…Обо всём этом, так же как и о своём русском имени, забыл, предавая предков, героев битвы под Лесной, героев обороны Полтавы, нынешний президент Ющенко. Два года назад он подписал указ о праздновании событий, связанных с 300-летием... Полтавской битвы? Нет, выступления гетмана Мазепы. Речь идёт о сооружении памятных знаков Мазепе и его сподвижникам в Киеве и Полтаве. Той самой Полтаве, куда при жизни изменники так и не смогли попасть, чтобы полюбоваться на резню соплеменников, увидеть, как горят православные храмы. Отдельная строка посвящена в указе сооружению памятника  Карлу XII.

* * *

Когда отгремит битва, Пётр распорядится внести в Полтаву отбитые у врага иконы Полтавского Крестовоздвиженского монастыря... В этот момент горожане, окаменев сердцем, с особой ясностью поймут, что не зря проливали кровь. Это был страшный символ той войны, которая против нас ведётся: шведы вырезали из православных образов шахматные доски.

Горит Восток зарeю новой

До восхода солнца ещё далеко. В два часа ночи 27 июня 1709 года над шведским лагерем послышалось громкое стройное пение:


С надеждой на помощь зовём мы Творца,
Создавшего сушу и море,
Он мужеством нам укрепляет сердца,
Иначе нас ждало бы горе.
Мы знаем, что действуем наверняка,
Основа у нашего дела крепка.
Кто может нас опрокинуть?

Карл XII догадывался, что ответ не заставит себя ждать, и страдал не только из-за простреленной в стычке ноги. Вот уже несколько месяцев его армия действовала не по своей воле. Пётр решал, куда ей идти, что есть и есть ли вообще. Он позаботился, чтобы враг лишился пороха и подкреплений, и сегодня – ко дню решающей битвы – не изменил себе. На пути шведов к полю битвы выросли десять редутов – небольших крепостей с сильной артиллерией и сильными гарнизонами. Они стояли на прогалине между двумя лесами – Будищенским и Яковецким. Этот коридор, шириной до полутора километров, был единственным путём, по которому шведские войска могли попасть к русскому лагерю. Шесть редутов стояли в линию вдоль прохода, ещё четыре – перпендикулярно ей. Была, впрочем, надежда обойти эти укрепления в темноте.

Ещё с вечера Карл выступил перед армией с последним напутствием. Воодушевляя солдат, он объявил, что завтра они будут обедать в русском обозе, где их ожидает большая добыча.

Пётр также обратился к войскам, зачитав им свой бессмертный приказ:

«Воины! Пришёл час, который должен решить судьбу Отечества. Вы не должны помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру вручённое, за род свой, за Отечество, за православную нашу Веру и Церковь. Не должна вас смущать слава непобедимости неприятеля, которой ложь вы доказали не раз своими победами. Имейте в сражении перед собой Правду и Бога, Защитника вашего. А о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога. Жила бы только Россия во славе и благоденствии для благосостояния вашего».

Эта речь произвела огромное впечатление даже на тех, кто испытывал неприязнь к царю, умевшему приобретать себе врагов не только среди негодяев, но и среди людей достойных. Хотите любите, хотите нет, – давал понять Пётр, – но есть у нас общие святыни: вера и родина. За них мы и будем биться рядом. Его жестокость, его трагические, громадные ошибки трудно забыть. Но не они, а способность подниматься над собой, отвергать себя как нечто невеликое рядом с ценностями нетленными сделали Петра Великим.

Помолившись, Русская армия начала выдвигаться на поле боя.

* * *

Фельдмаршал Реншёльд, которому было доверено в этот день командовать войском, надеялся обойти редуты в потёмках незаметно. Никаких указаний, как вести себя в случае, если сделать этого не удастся, полки не получили.

Шведская армия, несомненно, лучшая в Европе – с огромным опытом, великолепной выучкой, феноменальной способностью яростно атаковать, – имела свои слабые стороны. Например, Карл, в отличие от царя Петра, был равнодушен к артиллерии, так как она имеет большую ценность при обороне, чем при атаке. Обороняться, держать удар шведы вообще умели плохо – именно это погубило корпус Левенгаупта при деревне Лесная. Это было вторым недостатком. Третий – армия лучше всего действовала скопом, пока находилась в сфере видимости полководца. Стоило ей разделиться, как отдельные части терялись, не зная, что им делать. А под Полтавой разделиться по пути к полю сражения им волей-неволей пришлось, иначе не миновать было петровских редутов.

Возможные затруднения при составлении плана битвы вообще не учитывались, а начались практически сразу. Четыре колонны шведской пехоты достигли коридора с редутами. Пехота готова была просочиться между ними, но конница всё запаздывала. Как впоследствии выяснилось, она заблудилась: ориентируясь по какой-то звезде, кавалеристы вдруг перестали понимать, как небесный свод соотносится с земной поверхностью. Пехотные полки топтались на месте. «Риск быть обнаруженными, – пишет Энглунд, – всё возрастал. Если русские заметят их, вся внезапность пойдёт насмарку; быстрый проход мимо неприятельских укреплений вынужденно превратится в настоящий прорыв, чего никто не планировал... Штурм требовал множества приспособлений: осадных лестниц, вязанок хвороста – фашин, чтобы забрасывать ими рвы, канатов для лазания и столбов, на которые они крепились, ручных гранат. Всё это солдаты сами должны были заготовить заблаговременно и взять с собой».

Ничего, естественно, заготовлено не было. А русские, между тем, заметили врага. Шведы ринулись на штурм двух недостроенных редутов, где находились в основном рабочие команды. Они больше привыкли обращаться со строительными топорами, чем с оружием, и короткий бой быстро сменился резнёй. Один из её участников – прапорщик Андерс Пильстрём, который считался положительным и основательным человеком, – хвастал потом, что они «сокрушили каждую косточку у тех, кто был внутри». Пленных не брали. Этот успех сыграл роковую роль в судьбе шести батальонов, забывших, что их цель далеко впереди. Они решили, что все редуты столь же слабо защищены, и ринулись на третий, полностью готовый к обороне. Там ждало их потрясение. Несмотря на пяти-шестикратное превосходство в силах, шведские батальоны начали испаряться как вода на раскалённой сковороде. В лицо наступавшим летели картечь и связки «сеченого железа», били мушкеты, а потом, когда дело дошло до штыков, стало ещё страшнее. Один из уцелевших, Харальд Уксе, напишет потом:


Стоны и крики кругом: мне прострелили плечо,
Голову, голень, ступню, руку, лодыжку, запястье.
Друг, дорогой, помоги до лазарета добраться!
Ну а иные бегут в страхе без ружей и шапок.

Больше тысячи человек полегло в самый короткий срок. Полторы тысячи ошеломлённых случившимся собрались под командой генерала Росса на опушке леса. Они забыли, куда шли, просто стояли. Царь Пётр, узнав об этом, отправил несколько полков добить этот отряд. В жестокой схватке снова полегло более тысячи скандинавов. Четыреста уцелевших бежали к Полтаве, где и были пленены.

«И грянул бой...»


И грянул бой, Полтавский бой!
В огне, под градом раскалённым,
Стеной живою отражённым,
Над падшим строем свежий строй
Штыки смыкает...


Царь Пётр I

Мы не в состоянии описать всех подробностей битвы, поэтому обратим внимание на самые главные. Большая часть шведской пехоты и кавалерии (которая, поплутав, всё-таки нашлась) смогла достичь поля боя. По пути им пришлось выдержать бой с конными полками Меньшикова, но давать сражение в прогалине между Будищенским и Яковецким лесами царь не планировал. Не получив подкреплений, Меньшиков отступил, пробудив в противнике надежду.

Но Пётр продолжал диктовать врагу свою волю. Он качнул свои полки так, что шведам пришлось подать назад, чтобы не попасть в котёл. При этом кавалеристские полки оказались не по бокам пехоты, а за её спиной, вдобавок смешались и на время стали недееспособны. Пехотные же пошли в свою последнюю безнадёжную атаку. Это было очень красивое зрелище. Энглунд пишет:

«Вам может показаться надуманным сравнение боевого порядка с произведением искусства, однако в начале XVIII века он действительно напоминал балет – как по своей пластике, так и по драматизму. Артисты, то есть различные воинские части, были декорированы костюмами и знамёнами, которые явно несли эстетическую нагрузку. Строго регламентированные перестроения пехоты можно рассматривать как стилизованные балетные движения и па... Добавим ещё, что балетное представление на ратном поле давалось не в тишине, а под неумолчный музыкальный аккомпанемент. В каждом полку был свой взвод дудочников, сопелочников, рожечников и барабанщиков – обычно в униформе, богато отделанной тесьмой и позументом, со шнурами, витыми из серебряной нити или верблюжьего волоса. Под мелодичные звуки, издаваемые этими музыкантами, воинские части и кружились по полю битвы, исполняя свои замысловатые движения».

Русским понравилось. Они бы даже зааплодировали, но руки были заняты оружием.

Великолепна была атака шведов. Их мужество оказалось выше всяких похвал, залпы русских орудий и мушкетов выкашивали целые ряды, но синие мундиры упорно двигались вперёд. Правда, трус Левенгаупт, командующий этими воинами, превзошедшими своих предков-викингов, напишет позже: «Этих, с позволения сказать, идущих на заклание глупых и несчастных баранов вынужден я был повести против всей вражеской инфантерии». Но в тот момент шведы ещё надеялись на победу. Прорвав оборону русских хотя бы в одном месте, они могли на что-то рассчитывать.

Впоследствии часть историков будет утверждать, что непосредственно в точке столкновения четырём тысячам скандинавов противостояли 22 тысячи воинов Петра. Это неправда. Напротив атакующих стояло около десяти тысяч русской пехоты, а кавалеристов с обеих сторон было поровну, примерно по восемь тысяч клинков. Разгромить нашу армию шведы не могли, резервы у царя были достаточно велики. Но виктория – это необязательно разгром. Довольно того, что противник начинает шататься и отступать. Утратив боевой настрой, он на время перестаёт быть опасен.

* * *

На полном ходу шведские батальоны врезались в 1-й батальон Новгородского полка, опрокинув его. Осталось смять ещё один, из второй линии, и несколько русских полков окажутся отрезаны от остальной массы войск. «В этот страшный момент, – писал академик Евгений Тарле, – примчался Пётр, остановил начавшееся замешательство, и под его личной командой второй батальон того же полка и оставшиеся в живых немногие солдаты только что сбитого первого батальона бросились в штыковую контратаку». Дальше предоставим слово военному историку Павлу Андрианову: «Кругом свистят пули. Вот одна из них пробивает царское седло, другая пронизывает шляпу, покрывавшую чело великого полководца, и, наконец, третья ударяет в крест на богатырской груди Помазанника Божия. Но хранил Господь великого государя в пылу кровавой сечи».

Смятый пулею крест Пётр с улыбкой покажет после битвы соратникам. Бог спас... И не только Петра. Атака шведов захлебнулась, они продолжали драться, но стало ясно – момент упущен. Вскоре ядро, попавшее в носилки короля, дало изнемогшим войскам повод повернуть вспять. И хотя Карла быстро подняли повыше, чтобы все видели – жив, это уже не имело значения. Отступление пехоты быстро превратилось в паническое бегство. Кавалерия, вступившая наконец в сражение, уже ничего не могла изменить. Бегство было стремительным…

На поле боя осталось лежать 9 300 мёртвых шведов и 1 345 русских. На следующий день их начали хоронить, отдельно конечно, в братских могилах. Над русской насыпали холм, где Пётр собственноручно водрузил крест с надписью: «Воины благочестивые, за благочестие кровию венчавшиеся...».

Эпилог


Князь Александр Меньшиков

Так закончилась эта битва. Многие шведские части, особенно те, что в сражении не участвовали, смогли унести ноги. Более того, прихватить с собою огромный обоз с имуществом, награбленным за долгие годы. Эта обезумевшая масса людей, мёртвой хваткой вцепившаяся в барахло, даже у своих соплеменников впоследствии вызывала смущение, а нередко презрение. Численно это всё ещё была довольно сильная армия. Морально она полностью разложилась. Когда толпа добралась до Днепра, выяснилось, что отсутствует переправа. Тысячи людей бросились в воду, многих унесло течение. За огромные деньги шведы покупали друг у друга места на немногочисленных лодках и плотах. Успели переправить Карла, который хотел поручить командование брошенной им армией прекрасному кавалеристу генералу Крейцу. Но тут влез Левенгаупт, полагавший, что «никто, кроме него». Через несколько дней он сдаст свои 14-16 тысяч штыков и клинков Меньшикову, имевшему с собой всего 9 тысяч воинов. Перед тем шведы будут отчаянно торговаться, желая сохранить за собой «личное имущество» – бесчисленные узлы и ящики с тряпками, подсвечниками и так далее. Но даже не подумают о том, чтобы позаботиться о казаках-мазепинцах. Их сдали, как мясо, по факту, на верную смерть. Участь изменников – люта.

Так бесследно исчезла армия, девять лет потрясавшая Европу.

* * *

В 1909 году в Полтаве состоялись великолепные торжества, парад войск принимал Император Николай Второй, устанавливались монументы. Самым значимым из них стал тот, что посвящён был «доблестному коменданту Полтавы полковнику Келину и славным защитникам города в 1709 году». Бронзовая доска с этой надписью была укреплена на гранитном обелиске. После революции с него был сброшен бронзовый орёл, а проспект Алексея Степановича Келина был переименован в Первомайский. «В годы войны, – пишет историк Владимир Максимов, – сам памятник героическим защитникам крепости был до основания разрушен немецко-фашистскими оккупантами, а бронзовый лев и памятные доски вывезены на переплавку в Германию. Пытаясь стереть саму память о героизме и мужестве наших предков, “сверхчеловеки” собирались свалить и монумент Русской Славы. Но тщетно ревели танковые моторы, натягивались и лопались стальные тросы... Символ ратной доблести незыблемо стоял на родной земле!»

Владимир ГРИГОРЯН

назад

вперед



На глав. страницу | Оглавление выпуска | О свт.Стефане | О редакции | Архив | Форум | Гостевая книга