Этот материал написан старым знакомым нашей редакции, Олегом Четвериковым. В Вятской стороне он трудится редактором газеты "Искра" в райцентре Оричи. Должность эта и прежде была хлопотливой, что говорить о нашем времени, когда мы стали жить по пословице "волка ноги кормят". Где тут, казалось бы, о душе подумать. Но последний раз мы встретились с Олегом в крестном ходе на реку Великую. И вот опять он сумел выкроить несколько дней, совершить паломничество в Свято-Даниловскую обитель и Андроников монастырь к истоку русской иконописи.

Открыл я однажды художественный альбом, а в нем - знакомая фамилия. Цветные репродукции икон - глаз не отвести, а под несколькими подпись: "Написаны священником Вячеславом Савиных. Московский Свято-Данилов монастырь".

"Вот это тема! - подсказало мне сердце, - все ведь Савиных вятского роду-племени". В том же альбоме нашел я биографическую справку: "Родился в 1941 году в г.Кирове (Вятке) в семье крестьян, рано покинувших деревню и ставших городскими жителями".

"Уж не из нашей ли оричевской округи? - не отпускало меня любопытство, - как знаменитый космонавт Виктор Савиных?"

Но чем гадать, лучше один раз увидеть. И стал я собираться в столицу. "Зачем едешь? - удивлялись знакомые. - Раньше-то в Москву от нужды ездили: за колбасой и за правдой. Дешевую колбаску оттуда рюкзаками везли. А туда - жалобы. Вот богомолка одна из Спасо-Талицы у самого Хрущева бывала, чтобы в селе у них церковь не закрывали. И добилась там правды - не успела домой вернуться, а в церкви уже и решетки, вынутые было из окон, обратно приварили. Места сварки до сих пор темные (я сам видел). А нынче-то что? Цены на колбасу тебя самого съедят, а билеты того дороже. И правды теперь там не найти. Уж больно обижает нас столица!"

Попался мне такой же спутник в поезде. "Москву, - говорит, - надо окутать тремя рядами колючей проволоки и никого не впускать - не выпускать. Устроить карантин года на три. Это же теперь не Москва, а какой-то иностранный город! И столицу перенесем - городов у нас, что ли, мало!"

Слушал я все это, а про себя рассуждал: "Да ведь я не на макдональдсы смотреть еду. У меня там свой маячок - наш вятский коренник с интересной судьбой. Иконы пишет, православный батюшка. Нету, правда, ни телефона его, ни адреса. Но ведь иконописцы нынче и в столице наперечет..."

...Ехал в столицу, а попал в лес. Глубоко в березовой роще посреди Москвы - музей древнерусского искусства имени Андрея Рублева. Протрешь глаза - табличка на крепостной стене: "Памятник архитектуры ХV века Андроников монастырь. Время для экскурсий..." За тесными вратами - мемориальная тишь. Подхожу к милиционеру, спрашиваю иконописца Савиных, а тот пожимает плечами. Говорит вдогонку: "В белом флигеле спроси за собором".

Протоиерей Вячеслав Савиных - настоятель Спасского собора. Это сердце древней обители, где подвизался Рублев. Вот он, собор-красавец, как многоступенчатая ракета на старте, - древнего крестово-купольного сложения. На заднем дворе у самой стены его домик притулился. Наугад открываю дверь и попадаю... в какой-то склад. Здесь меня приводят в тесную келью, где все четыре стены от пола до потолка уставлены книгами. Маленькое окно, узкая лежанка вместо кровати.

По порядку рассказать - так и правды не узнать. Наш главный рассказ - как промысел Божий во времени действует и какими путями приводит нас к правде.

Родился Вячеслав Савиных на первом году Великой Отечественной. В летнюю пору у деда с бабкой рос - под Истобенском. Дыхание этого древнего села (нельзя не обмолвиться!) напитало не одно поколение художников. Из тех, кто попал в Третьяковку, - Аркадий Александрович Рылов, истобенский уроженец. Сейчас в Истобенск открылось целое паломничество молодежи с этюдниками. Какая там красота! Не она ли взрастила будущего богомаза?

Неторным путем Савиных шел к своему призванию. Могло ли в голову прийти студенту Московского художественно-промышленного (Строгановского) училища, что ему уготовано служение иконописца. Москва 60-х демонстрировала полное отсутствие "религиозных предрассудков". Кое-где и теплились церковные алтари, но храмов не строили - икон не писали. Город-призрак и в ту пору неохотно раскрывал свои загадки. Но студенту с Вятки его предки вложили пытливости.

Теперь-то через 30 лет и не сочтешь, сколько времени прожито им в мастерской московского художника Бориса Петровича Чернышова. Набивал руку, присматривался к приемам живописи мастеров, краски смешивать учился и чувствовать цвет. А вот Екатерина Михайловна Белякова, добрейшая душа, - та просто "нянчилась" с молодыми художниками. Она и ввела Вячеслава Савиных в круг верующих людей. С теплом в голосе о.Вячеслав пояснил: "Московская старушка, родилась еще в прошлом веке. Замечательный она была художник".

И добавил: "Знала самого Павла Флоренского. С его сестрой училась..." А коли знала, я думаю, не могла о нем умолчать. Потому что это было легендой - черный подрясник Флоренского на улицах Москвы советской. Павел Флоренский работал в то время в Главэлектро, писал фундаментальный труд "Диэлектрики и их техническое применение", редактировал Техническую энциклопедию, участвовал в создании ГОЭЛРО - и все это бесстрашно совмещал со служением Богу. Даже став узником Соловецкого лагеря, он не бросал своих занятий - придумывал оборудование, чтобы из морских водорослей добывать йод. Самое же выдающееся, пожалуй, что он после себя оставил, - книга "Столп и утверждение истины". В ту пору читать книгу репрессированного священника, по которой он богословскую диссертацию до революции защитил, - дело небезопасное. И не только из-за риска "общественного осуждения". Самый большой риск в другом - как прочитать и не стать верующим. Потому что книга эта наполнена свидетельскими показаниями. Заглянем в нее!

Вот удивительный документ - текст ответного письма, которое Божия Матерь написала святому Игнатию Богоносцу. Павел Флоренский признается, как приводит его в трепет сама мысль о том, что... "Она села за стол, оправила одежды и Своими руками написала это благоуханное письмо". "По преданию, - читаем мы там же, - сохраненному церковным историком Никифором Каллистом, Богородица была роста... несколько более среднего; волосы златовидные; глаза быстрые... как бы цвета маслины; брови дугообразные и умеренно черные; нос продолговатый; лицо не круглое и не острое, а несколько продолговатое; кисти рук и пальцы длинные". "Да! Я видел собственными очами Богообразную и выше всех духов небесных Святейшую Матерь Христа Иисуса нашего", - цитирует Флоренский другой замечательный памятник - "Письма св. Дионисия Ареопагита к апостолу Павлу".

А потом настал час серьезных решений - Вячеславу Савиных исполнилось 33. Год назад успешно окончен Московский полиграфический институт. У него семья и работа в Москве. И желать-то вроде больше нечего!.. Но он едет поступать на священника в подмосковную Троице-Сергиеву Лавру. И там его не принимают! Мало того - через третьи руки узнали по месту его работы - что "поступал на попа"... Шел 74-й год.

... Вышел он тогда в яблоневый сад - под окна семинарии, присел на скамеечку. Кажется, все потерял! А яблоки уже полнеют на ветках - вот-вот начнут наливаться. Облака над Лаврской колокольней плывут - словно в вечность. Так бы и сидел на этой скамейке всю жизнь! Святое место...

А на священника Вячеслав Савиных все же выучился. Здесь же - в Лавре. Но гораздо позже.

После неудачи в Лавре Вячеслав устроился как внештатный сотрудник в Патриархии. Фактически он был "никто". Ни мастерской своей, ни заработка постоянного. Так, иконщик-подпольщик. Но церковное начальство, кажется, обрадовалось услугам молодого художника. Как раз затеяли "Минею" переиздавать - 12 толстенных книг. "Минея" по-церковному - "никто не забыт, ничто не забыто". Чтобы на каждой службе подвиги мучеников и преподобных славить - кому выпадет по календарю. Рисовать образы для "Минеи" подрядился Вячеслав Савиных. Этой работы хватило на 10 лет!

Святых рисовать - не портреты с натуры писать. Как говорится, не видав молодца - не увидишь лица! В церкви особый порядок заведен, там все иконописные подобия в книгах сберегаются. Жил, например, в IV веке в Иерусалиме архиепископ Кирилл - великий проповедник. Ни одна черточка его лика не стерлась из памяти церковной! "Сед, брада поменьше Иоанна Богослова, риза кресчата... видением смирен, бледн, убелизн, леп лицом, брови прямо и черны, брада о челюстях, бела и густа и розсоховата", - записано в древнейшем подлиннике Долотова, иконописца из села Палех. Так и вглядывался наш художник в лики святых - изучал разные описания. Но среди черточек-то как целое ухватить? Вот тут-то к твердой руке требуется молитву приложить, без этого никак.

Год за годом вышел из-под пера художника сонм святых - 324 рисунка! Лики строги, индивидуальны, тщательно проработаны. Все по древнему канону - без художественного самовольства. Многотомное издание "Минеи месячной" состоялось в 1977-1988 годах. Из него пошли по церковным календарям и книгам кочевать репродукции с этих рисунков. В 1996 году все 324 образца, выполненные о.Вячеславом Савиных и его матушкой Наталией (работали вдвоем), вышли отдельной книжицей. Иконописцев-то к той поре стало много, а иконописной школы в глубинке - нет. Но в 70-е не было ничего и в Москве. Вспомним, древние мастера учились в Царьграде да в Болгарии. Андрей Рублев - у Феофана Грека перенимал. А художник, вскормленный соцреализмом, - мог ли к засохшему корешку свою веточку привить?

Но Бог наставит - и пастыря приставит. "Наши учителя - это святые иконописцы", - сказал мне о.Вячеслав. Ездили художники по святым местам. У Ферапонтова монастыря - рядом с фресками Дионисия - камешки выискивали, в пыль дробили, перетирали в краску. Старались все делать по древним образцам: липяные доски грунтовали, мелом на рыбьем клею. Лики писали тонкие, глаза - "зрачками в душу". Небо - сусальным золотом. Понемногу пришло умение, появились заказы. Однажды пригласили расписывать храм в подмосковном Волоколамске. Вячеслав с Наталией не знали роздыха: расписывали купола, паруса, столпы. Время мерялось теперь не годами, а храмами и монастырями, куда звали чету иконописцев. Между рабочими лесами да красками росла дочка Анастасия. Вильнюс иконостас заказал - для монастыря Святого Духа. Жили-работали прямо в обители. Вячеслав Михайлович писал рублевскую "Троицу"...

Таков путь русской правды.

И до Рублева иконописцы бились над изображением Бога. Но лишь ему удалась небесная модель - три Ангела с посошками, как отражения друг друга, царственно склонили головы над чашей. Эту формулу, как золотую монету высшей пробы, отчеканил через полтораста лет в Москве Стоглавый собор: изображать, мол, Святую Троицу - "как писал Андрей Рублев". Икона была написана совершенной, но затем испорчена. Она с годами заволакивалась копотью и как бы гасла под темнеющей олифой, - тогда древнее письмо подновляли во вкусе времени.

 Так век за веком - слой за слоем затмевалась Божья красота. Слабела молитва - тяжелели на иконах новлёные лики. А потом пошла мазня в итальянском стиле. Никто уже и представления не имел о красоте рублевских образов.

Таков путь русской правды.

Россия на заре ХХ столетия сделала великую находку - открыла собственную древнюю икону. С рублевской "Троицы" в 1906 году удалили восемь поздних слоев! К реставраторам древностей открылось паломничество. В 1911 году увидел "Троицу" Матисс - модный французский художник. "Русские не подозревают, какими художественными богатствами они владеют, - сделал он вывод. - Италия в этой области дает меньше".

Реставрация по-русски - починка, лечение. "Троицу" и в самом деле лечили: в 1918-м просвечивали рентгеном и подступались реставрировать повторно. Руководил работой академик И.Э.Грабарь (это имя нам еще пригодится). И вот когда через расчищенные окна древних икон свет проник в наш протухлый мир, оказалось - не только иконы писать, даже реставрировать их опасно. "Реставрация памятников искусства или искусная реставрация старого строя?" - пригвождали любителей старины бойкие журналисты.

Таков путь русской правды.

В 1980-м в монастыря Святого Духа в Вильнюсе Вячеслав Савиных написал по рублевскому образцу "Троицу". И вот как вышло! После открылась ему настоящая дорога иконописца. Поехал он как-то в гости к своему студенческому другу на Волгу - в город Кинешму. А тот служил священником. Вячеслав Савиных написал прошение тамошнему архиепископу. Через год в Москву приходит вызов ему - прибыть в Ивановскую епархию для рукоположения. Сперва подпаском, а не пастырем поставили - диаконом значит. И местечко определили - Юрьевец на Волге. Да где б ни жить - везде Богу служить! С ним перебрались из столицы жена и дочка. А когда через пару лет его посвятили в сан священника, новое назначение получил - в город Кинешму, младшим священником в Успенский собор. Вся семья снова сменила пристанище. А вскоре начались другие времена. Стало "развидняться".

Когда столица вернула церкви древнюю святыню - Данилов монастырь, потребовались реставраторы, иконописцы, резчики по дереву. Пошла Москва с поклоном по России: не изыщутся ли где мастера на это? Тут-то и пригодился младший священник из Кинешмы. Командировали его в столицу. Да Москва не хотела признавать "своих", - семь лет о.Вячеслав Савиных числился командировочным из Ивановской епархии. Пришлось ему заново столицу покорять. Расписывал в монастырском храме царские врата, иконы заменил для иконостаса, в алтаре сослужил с братией монастыря.

В память об этом труде безвестных для России иконописцев-современников выпущен был альбом репродукций "Современная православная икона", который и подсказал мне тему очерка об о.Вячеславе Савиных. А из Данилова, как со всероссийского съезда иконописцев, разъехались по городам и весям уже признанные мастера иконописи. Отцу Вячеславу выпало служение в историческом гнезде русских иконописцев - в Андрониковом монастыре.

Он был основан в тот год, когда родился Рублев. Его сердце - Спасский собор, как полагают, возводился по рублевским меркам. Сам Рублев с Даниилом Черным расписывали этот храм. И погребены оба где-то у стен Спасского собора.

Последние 40 лет здесь - музей древнерусского искусства имени Андрея Рублева. Дирекция этого музея просила наместника Данилова монастыря взять над ними шефство - служить литургию по двунадесятым праздникам. Братия разгребла склад, устроенный в древнем храме, освятила Божий престол, поставила одну икону на горнее место. Первая Божественная литургия была на преподобного Андрея Рублева - 17 июня 1989 года. Спустя полгода праздновали Рождество Христово - уже с иконостасом, который сладила та же братия из Данилова монастыря. А с Рождества Богородицы 1990 года забилось сердце древней обители, - о.Вячеслав стал служить здесь каждый Божий праздник.

...Гляжу на фотографию: о.Вячеслав на строительных лесах на самой верхотуре, под коньком собора, освящает образ Нерукотворного Спаса. На свежеписанном лике - как птичьи перышки - видны белые "движки". Это явная примета греческого письма - в духе Феофана Грека, в русле древней традиции.

А еще сказал мне о.Вячеслав, что здесь, в монастырской земле, спят герои Куликова поля, люто израненные татарами и скончавшиеся в дороге. Только место этой братской могилы давно потеряно...

Все смешалось в первопрестольной: со станции метро "Площадь Ильича" я вышел на улицу Сергия Радонежского. Тут до Андроникова монастыря рукой подать. И по дороге в эту древнюю обитель я подумал, что имена Сергия и Андроника на карте Москвы, как вешки на заснеженном поле. Они указывают путь. Этим путем шел преподобный Сергий мирить князей в Нижний Новгород. Дорогой он посетил своего ученика Андроника, который тут монастырь основал. На месте прощания Сергия и Андроника поставили вешку - часовню с названием "Проща" (от слова "прощание"). Потом сюда влилась городская улица, перестраивалась "Проща". А нынче ее реставрируют на средства Спасского собора в Андрониковом, да и город вносит свою лепту. И вот иду я мимо "Прощи"... Настоятель собора о.Вячеслав пригласил на воскресную службу. "Храм, - говорит, - у нас особый. С первых дней возрождаем древнее знаменное пение. Разгадываем крюковые записи, которые употребляли до введения нот. Иконы пишем в древнерусском стиле. Место здесь намоленное - поэтому и тянет к корням".

А вот и Андроников монастырь. Здесь два наследника спорят о своем первородстве - музей и церковь. Музей сохраняет древнюю красоту. Церковь же сама красоту создает. Вот по древним образцам художник Николай Аввакумов смастерил хорос - этакую люстру под купол собора. Устроили во флигеле иконописную. Настоятель о.Вячеслав написал икону преподобных Андроника и Саввы - первых игуменов. Здесь же мне довелось посмотреть, как пишется образ преподобного Сергия Радонежского с житием - с картинками из его жизни. Удивительно, как рождается Житие под кистью Андрея Ремнева - здешнего прихожанина и выпускника Суриковского института живописи.

Музей напоминает нам о прошлом, как надгробная плита, как бумажное свидетельство о смерти. А в церкви человек чует таинственную связь с предками - у Бога-то все живы. "Присутствие святых мы ощущаем рядом с нами", - сказал о.Вячеслав.

Древние экспонаты, как осколки прошлого, так и остаются спящими музейными предметами. А для верующего сердца - прошлое прирастает настоящим. Потому православный человек себя чувствует продолжателем линии предков, к которой он что-то прибавляет: еще один храм, еще одну икону, еще одну победу. Свою прибавку сделал и о.Вячеслав. Однажды поехал в Ростов Великий. Да и приглядел там брошенный монастырь. Повсюду разгром да запустение, во дворе грядки растыканы, железо с крыш волокут... Привез он сюда целый десант москвичей. Вырубили бурьян, починили кровлю, руками вытаскали с монастырского двора десятки тонн грунта (сняли целый слой в 70 сантиметров!). Стала теперь древняя обитель подворьем Московского Патриарха Алексия II. А за трудами-то открылось главное. Когда стали ворошить страницы истории монастыря в Ростове, он оказался напрямую связан с Андрониковым. Отсюда - с Ростова - начался, а в Москве завершился, земной путь преподобного Андроника - основателя московского гнезда иконописцев. Случайное совпадение? "Присутствие святых мы ощущаем..."

Да, эта мысль запала мне на сердце! И каждой клеточкой уставшего тела - долга-таки воскресная служба! - я вслушивался в дыхание старины. Литургию в Спасском соборе пели на древний лад - знаменным распевом, которым молилась Святая Русь. И не было в нем ни веселья, ни грусти, ни игривого ритма, ни устойчивого закругленья мелодий - ничего концертного! Это был зов иного мира. Тут уже не человек молится, а сама молитва двигает его устами.

Пришла пора прощаться с Москвой. Напоследок я захотел взглянуть на саму "Троицу". И поехал из храма в музей. Отстоял очередь в Третьяковку, купил билет, пробрался через милицейские посты с досмотром. В залах древнерусского искусства - тишина. Тысячи русских людей приходят сюда, как иностранцы, и разглядывают святые образы - как картины. Пришел и я - "смотреть" на "Троицу". Стоял и любовался ржаным цветом ангельских крыльев и васильковыми одеждами небожителей. И, глядя на икону, вспомнил, что второй мой земляк - космонавт Виктор Петрович Савиных - обмолвился однажды, какими красками сияет из космоса наша Земля. "Как у Андрея Рублева", - сказал космонавт. И было мне немного стыдно, что я перед иконой веду себя, как положено в музее. Ведь она не для любования - а для моленья! А когда напился этой красоты, не спеша пошел на выход. И в соседнем зале обомлел... Простенько одетый мужичок припал перед иконой и вполголоса из книжечки читает: "Радуйся, междоусобных браней утоление!.. Радуйся, ожестевших сердец умягчение!" На душе сразу радостью осияло, будто светом согрело. За стеклом - знакомый образ. Это же Сама Владимирская Божья Матерь, изображенная апостолом и евангелистом Лукой!

Посетители с любопытством поглядывают на мужичка перед иконой. А он-то, никого не замечая, приговаривает свое сокровенное: "Радуйся, Утверждение наше незыблемое!.. Радуйся, Надеждо наша непостыдная!.. Радуйся, Заступнице усердная!.." Стою посреди зала, сердце бьется - голос присох. Пригляделся - мужичок-то не один молится. Парень вон тоже крест кладет, а в глазах - трепет священный...

Нет, не доскам и краскам кланяются они, а за окном иконы - Самой Богоматери. Иконописец отверз завесу, чтобы нам припасть к нетленному. А правда - она и в музее правда. Всепобеждающая. Нет, - понял я теперь, - жива Москва-то! Это мы просто заблудились в беспамятстве. А столица наша как была, так и есть на месте своем. Она просто, как древняя икона, в себе сокрыта - много копоти, а красоты не видать.

Умиротворенный возвращался я в Вятку. Стоит еще Москва. Жива еще наша Русь.