6

СТЕЗЯ

Вой-Вож – значит, «северный приток». Так называется поселок нефтяников, стоящий среди коми лесов, недалеко от Ухты. Панельные дома, разрытые траншеи, широкие улицы. Стоят экскаваторы, занесенные снегом. Вот первое впечатление – апокалиптическое.

Построенный зэками, которых погибло здесь без счета, Вой-Вож и сам был обречен исчезнуть вместе с тысячами заводов, приисков, городов, построенных в СССР за счет перенапряжения всех сил. Они выедали сначала людей, а потом и ресурсы – одинаково безжалостно. И когда народ изнемог, стали рассыпаться в ржавчину и цементную пыль, погребая под собою Россию.

– Что делать, где выход искать? – задаст вопрос священнику иной промышленный генерал (в ответ на просьбу о пожертвовании). Сцена типичная для наших дней. И ответ дается типичный:

– А-а-а, – то ли отмахивается, то ли хочет, да не решается ухватиться за предложенный выход важная персона. И верит, и не верит. С одной стороны, на что еще надеяться? С другой – делать-то что? Ходить свечки ставить – это несерьезно. Засмеют и правильно сделают.

Даст директор немного денег попу, скажет: «Ну иди, иди там помолись, авось сработает».

И что же? Не знаю, как где, но один случай мне известен – когда «сработало».

Ноябрьским вечером, накануне годовщины революции, я оказался в гостях у вой-вожского священника отца Сергия Сверчкова и его жены матушки Фотиньи. Они и рассказали мне о том, как погибал этот поселок, но увидел Господь, что здесь разгорается вера. И определено было тогда в сферах, для нас непостижимых, – Вой-Вожу жить.

А ведь худо было, совсем худо. Уже и квартиры в Сосногорске многие получили, стал разъезжаться народ. Истощились нефтяные пласты – одна за другой закрывались буровые. А здесь не сеют, не пашут. Нет нефти – нет и поселка с его пятитысячным населением.

Вопрос о его закрытии уже стоял на повестке дня, когда православные не спеша начали обустраивать в Вой-Воже церковь. Классический случай безумия Христа ради.

Владыка церковь освятил во имя Николая Чудотворца, стали в ней совершать литургии.

Многие тем временем все больше падали духом, проводились голодовки, акции протеста. Отец Сергий успокаивал: «Ничего, все будет хорошо, вы приходите, молитесь. Я тоже буду молиться, но и вы мне помогайте».

И приходили. Не все, конечно, но то один, то другой прибивались к храму. Даже директор НГДУ (нефтегазодобывающего управления), по сути, хозяин здешних мест, Николай Степанович Лушников проникся словами священника. Помогал как мог – то автобус даст, то плотника выделит. Ни в чем, практически, не отказывал, сам крестился в 50 лет, стал православным.

Хороший русский человек, он хотел, чтобы люди с честью отступили из этих мест, сохранив друг о друге добрую память.

Но, конечно, теплилась надежда – а вдруг... Ведь так уверенно батюшка держался, удивлялся даже простодушно неразумию войвожцев: «Церковь поставили? Поставили! Освятили? Освятили! И Николай Угодник за нас молится. Так как же вы можете думать, что Вой-Вожу конец придет... Все будет – слава Богу!»

Спустя какое-то время место Лушникова в НГДУ занял Нафис Хакимов, мусульманин. К Церкви он относился более ровно, но... Как-то, Великим постом, в кабинете руководителя поссовета собралось все местное начальство. Батюшку пригласили, стали обсуждать вопрос: когда отмечать проводы зимы.

– Постом праздновать нельзя, – сказал батюшка решительно, – давайте отложим, и, глядишь, поселок будет процветать.

Его поддержал только один человек, остальные были против, но решающее слово было, конечно, за Хакимовым. Хакимов задумался. Потом спросил:

– А почему бы нам одновременно не отметить проводы зимы и Пасху?

Это лишь на первый взгляд был вопрос. На самом деле – распоряжение.

Матушка Фотинья убеждена, что именно оно сыграло переломную роль в судьбе Вой-Вожа.

...Вскоре после Пасхи пошла нефть. Рассказывают, что приехал опытный инженер и спросил, почему законсервированы старые скважины. Ему ответили, что, мол, непригодны они, закрыты еще в советское время.

Инженер не поверил, стал проверять. Сначала зафонтанировали грязь и вода, а потом пошла нефть, к тому же особо ценная. Оказалось, что нужно было просто прочистить скважины, дойти до нетронутых пластов.

Эту историю отец Сергий рассказал мне, когда мы шли с ним по ночному поселку. Из темноты выступили большие кирпичные ворота. Видно было, что недавно поставлены.

– Здесь строится детский городок, – обронил батюшка.

Осенью в Вой-Вож привезли большой списанный самолет – для детворы, что-то в нем хотят интересное устроить. Оборудуется автодром и много чего еще. Все отстраивается кругом, ремонтируется, вот, оказывается, почему улицы разрыты. Кто поспешил уехать, теперь локти кусает и мечтает вернуться.

А ведь не только Вой-Вож может так подняться. Нашлись бы люди, подобные отцу Сергию, православному нефтянику Лушникову и мудрому мусульманину Хакимову.

– Ты к Господу один шаг, а Он тебе навстречу – десять, – подводит черту под моими мыслями отец Сергий.

Осенью чайки с Печоры облетают крест над Вой-Вожем. Делают прощальный круг перед тем, как отправиться в теплые края. Отец Сергий Сверчков крестит их озябшими пальцами и благословляет: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь». Потом долго смотрит вслед, маленький, в надвинутой почти на глаза скуфейке. Так каждый год. Очень любит птиц.

Живет с матушкой, сыном и двумя кошками в молитвенном доме. Комнаты обставлены весьма скромно. В самой большой – церковь. Иконы недорогие, но хорошо подобранные. Здесь радостно и уютно.

Когда я впервые вошел в дом, какие-то люди, добродушные, жизнерадостные, жали мне руку, знакомились. Меня ждали, после моего звонка из Сыктывкара. Спрашивали, что привело меня к ним.

– Добрая слава о вашем приходе, – ответил я, и это было правдой.

Дело идет к ужину. На стол несут кагор, картошку, белые грибы, собранные в окрестных лесах. Сын – тоже Сережа, тихий улыбчивый мальчик, – прислушивается к нашему разговору. Диктофон записывает голос батюшки, иногда едва различимый из-за звона посуды.

Я спрашиваю у него, как оказался он в этом месте, которое, по понятиям москвича или рязанца, можно смело именовать краем земли?

В шестнадцать лет пошел на лесоповал, чтобы помочь матери с отцом, семья была большая.

Потом призвали в армию. Служил на Дальнем Востоке, возле китайской границы строил железную дорогу для техники и ракет. Инженерные войска. После армии оказался в городе Благовещенске. Закрутила жизнь, одно время хотел на вьетнамочке крохотной жениться и уехать из России. Вьетнамцы работали вместе с ним на хлопкопрядильной фабрике. Но, слава Богу, не уехал, пропал бы без родины.

Один раз шел в Благовещенске мимо храма. На душе было муторно. Почему-то остановился, вопросил у служительницы:

Она протянула ковш со святой водой и сказала: «Выпей водички, да скажи при этом «Господи, помоги», и сразу легче станет».

Угадала настроение. Выпил он эту водичку, сказал «Господи, помоги», пошел было дальше своей дорогой, но вдруг почувствовал: так хорошо стало на душе, будто и не болела.

Бог ответил на его молитву так скоро, что благодарность наполнила и омыла Сережу Сверчкова. Стал потихоньку, когда была возможность, в храм ходить, задавая вопросы, поражающие своей наивностью.

После Благовещенска в Инте на шахте работал. Метаном дышал, угольной пылью отхаркивался. Потом еще чем-то занимался, годы протекали как во сне. Лишь когда встретился с будущей женой, жизнь начала стремительно меняться.

Как, кстати, знакомятся будущие батюшки и матушки? Весьма обыкновенно.

Матушка вспоминает: «Я жила в Сосногорске, одна в трехкомнатной квартире. Летом мама уехала, к ее возвращению нужно было сделать ремонт. А как одной справиться? Как-то стою на остановке, мрачная, думаю, с какой стороны за дело взяться. Подходят двое – понимаю, что двойняшки, очень уж похожи. «А что ты такая грустная?» – спрашивают.

И что-то меня в них расположило. Пожаловалась, а они смеются: «Ну, подумаешь. Мы придем, поможем». Записали адрес на какой-то бумажке. Я им почему-то сразу поверила, почувствовала – это люди хорошие. На следующий день в десять часов стоят в дверях. Сразу честно признались – делать мало что умеют, как и я, но работящие...

Через несколько месяцев Сережа предложил Светлане, так ее тогда все звали, руку и сердце. Год жили, не расписываясь. А потом Света сказала мужу: «Неправильно мы живем. Пора тебе в Ухту – креститься».

Сергею тогда было тридцать три года – число знаменательное. После Ухты они с супругой и братом в Сосногорск стали ездить – туда было ближе.

– Там под церковь магазин, кажется, отдали, – вспоминает отец Сергий. – Все развалено, даже полов не было. А бабушки, бедненькие, все хлопотали, пытались это свое гнездо обустроить. Иконочка в углу, свечечка. И они стоят, сердечные, молятся. Но потихонечку дело пошло, стали строиться. Мы с братом Виктором ходили помогать (он инвалид по зрению, мама умоляла меня не оставлять его, и мы почти всю жизнь вместе. Он и сейчас здесь, в Вой-Воже, живет. Жена его на клиросе поет, а он в колокола звонит).

Однажды отец Сергий Филиппов, настоятель храма, дал Сверчкову послушание: Шестопсалмие читать во время службы.

От волнения Сергей весь взмок – будто флягу воды на него вылили. Супруга даже заволновалась: «Что с тобой, ты что такой мокрый?» Так ведь едва был знаком с церковнославянским языком, по наитию читал. Тяжело служба давалась. То спина начнет болеть, то головокружение, так что упасть страшился. Но настоятель объяснял, что это нужно перебороть. Кто идет к Богу, у всех такая ступень есть – когда в храме стоять неможется.

Однажды настоятель спросил: «Ты не хочешь стать священником?»

Сверчковы думали-думали и решили: согласиться страшно, а не согласиться еще страшнее.

Сон Сергей увидел. Идет Богородица по облакам, переступает с одного на другое, а он издалека на Нее глядит, но хорошо видит, и кричит: «Смотрите, смотрите, Богородица идет, Матерь Божия!» Упал на землю и заплакал так, как наяву никогда не плакал.

После этого ему стали сниться большие церкви – деревянные, с красивыми куполами.

А вскоре, неожиданно для всех, состоялось рукоположение. Даже отец Сергий Филиппов, хоть и рекомендовал Сергея, был изумлен. Обратно в Сосногорск ехали на машине. Шофер только наберет скорость – глохнет машина, снова разгоняется – и снова глохнет. «Это был Божий промысл, чтобы аварии избежать», – считает матушка Фотинья. «Не урок ли для будущего служения?» – думаю я.

Тысячи храмов и приходов ждут батюшек. Как в сорок первом году готовили младших лейтенантов на краткосрочных курсах, так выпускают сейчас в жизнь священников. А там – кто выплывет. Иные захлебываются, приходится вытаскивать. Большинство сами выплывают.

– Я был совершенно растерян, – вспоминает батюшка день своего рукоположения. – Подошел к владыке: «А как я буду служить, ведь ничего не знаю?»

И вот с тех пор Матерь Божия, святые угодники и особенно Николай Чудотворец помогают.

– Слава Богу! Здесь, у престола Божия, и научился потихонечку.

Я невольно улыбаюсь, глядя на отца Сергия. Внешность у него совсем не богатырская, и фамилия – Сверчков, но история его чем-то определенно смахивает на былинную, про Илью Муромца. Выпил святой воды – в силу вошел. И хотя тридцать лет и три года на печи не лежал, но вспоминает, что все это время души не чувствовал, была она как неживая. А потом встал и пошел.

Матушка Фотинья смотрит на него с большой нежностью. Когда отец Сергий оставляет нас ненадолго, говорит мне тихо:

– Любит всех, и этой любви столько, что удивляешься. Чувствуется, что такая сила в нем сидит сильная. Может быть, это и называется верой.

Когда идет по поселку, батюшка всем «здравствуйте» говорит – дети ли идут навстречу, или взрослые, с некоторыми беседует. Сначала люди удивлялись: вроде и незнакомы, с чего это он? Потом привыкли. Один пьяненький как-то сильно растрогался: «Ну ты даешь, батюшка, со мной никто никогда не здоровается».

Первое время мужики навеселе сильно досаждали, ломились в храм днем и ночью, спать не давали. А теперь только самые упорные остались.

Один своей жене как-то сообщил: «Смотри, какие-то горбатые пришли, палки с крестами кривые, стоят, друг с другом спорят и матом ругаются. Подзывают меня, говорят: «Мы сегодня твою душу заберем».

Прибегает этот мужик к отцу Сергию Сверчкову, и между ними происходит короткий диалог:

– Вот Господь тебе показал невидимый мир, чтобы ты одумался. Возьми икону, с ней ходи.

Вечером мужик опять прибегает, уже с женой. Она сокрушается: «Не знаю, что мне с ним делать». А мужик все отмахивается от кого-то: «Да что вы за мной ходите! Батюшка, смотри, за мной ходят. Гляди, вон и к тебе в форточку полез один».

– Ничего страшного, – говорит ему о.Сергий, – сейчас выскочит, с Божьей помощью.

Перекрестил батюшка форточку: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь» – и поинтересовался: «Ну, что там?» – «Да, – говорит, – рука застряла». Батюшка не отступает: «Именем Господа нашего Иисуса Христа, во имя Отца Сына и Святого Духа... Ну, теперь спрашивай...»

«Че ты дальше-то не лезешь?» – кричит мужичок, глядя на окно. Потом, обернувшись, комментирует: «Говорит, не может дальше – место святое».

«Ну, правильно, – соглашается священник, – у нас здесь частички преподобных Марфы и Александры Дивеевских, антиминс – куда бесу-то лезть».

Ночью снова наш духовидец прибегает, сообщает: «Вот они, вот... А Иисус Христос мне сказал, что надо самогонку гнать и батюшку угощать».

Окропил его отец Сергий святой водой, сказал: «Батюшки самогонку не пьют, разве что по случаю кагору немного». – «Не-ет, – спорит мужичок, – самогонку пьют!»

«Вот так с ними и мучаешься, – заключает батюшка. – Иногда выходит толк, иной раз кажется – все впустую. Один раз отслужили молебен «Неупиваемой чаше». Выходим из храма удовлетворенные, видим – прямо у ворот расположились двое.

Тяжело с дурными традициями бороться. На Пасху, к примеру, на кладбище напиваются, продукты раскладывают на могилах. А после этого собаки там рыщут. Я вразумляю, а в ответ слышу: «А нас так приучили, и уже никто не отучит». Я возражаю: «Чем собак на могилы приманивать, лучше пшена насыпьте крестообразно, пусть птички поклюют. А еду бедным раздайте».

«Поездки в святые места сотворяют общину больше, чем наши немощные усилия, – утверждает отец Сергий. – В Троицко-Печорск на Троицу ездили – 40 человек наших, весь храм заполнили».

Были и другие дороги – в совсем уж далекие края. С Петербургом интересно вышло. Приехали на Смоленское кладбище к блаженной Ксении, познакомились в часовне со старушкой, которая пригласила войвожцев к себе ночевать – девять человек. Оказалась, между прочим, старшей сестрой знаменитого фигуриста Игоря Бобрина.

В Дивеево, в другой раз, разговорились с женщиной – Раей, которая поделилась радостью. На праздновании памяти преподобного заметила: то один, то другой человек на небо начинает глядеть восхищенно. Посмотрела и Раиса – небо чистое. Помолилась – и тоже увидела. Лик преподобного Серафима.

Познакомились войвожские с Раисой, обмолвились, что хотят поехать в Троице-Сергиеву лавру, а где остановиться – не знают.

– Так у меня и остановитесь, – обрадовала их новая знакомая.

Дала в ответ адрес. Когда добрались до Лавры, стали искать ее дом. Один особняк стоит, другой, а между ними – маленький домишко в две комнаты с кухней, где Раиса живет с мужем и сыном. Шестеро улеглись на полу, батюшку определили на топчан – как лицо духовное.

Жила в Ставропольском крае, держала парикмахерский салон, еще какие-то коммерческие «точки». Богато жила, пока однажды не поняла – грехи покрыть никаких денег не хватит. Старший сын попал в тюрьму, и за его освобождение с Раисы потребовали триста тысяч долларов. Она хоть и считала свою семью состоятельной, но столько было не собрать, хоть убейся.

Когда денег не хватило, отправилась в храм. Приходит, а батюшка ей: «Вон отсюда».

На следующий день снова пришла. И снова услышала: «Вон отсюда».

А на третий день священник встретил Раису как любимую духовную дочь – в награду за смирение.

Расспросил ее подробно о беде, сам стал молиться и ей правило назначил, за помощью к могилке Феодосия Кавказского отправил. В то время Раиса начала понимать, что такое настоящий духовник, и своих гостей из Вой-Вожа потом просила: «Берегите ваших духовных наставников, молитесь, чтобы они у вас были».

Сын-наркоман тоже стал в камере молиться, а за ним и его товарищи. Перед судом Раиса восемь дней исповедовалась и причащалась и, наконец, сказала: «Господи, пусть будет, как Тебе угодно. Если так нужно, пусть мой сын ответит за свои дела». И услышала на молитве в храме голос: «Твои прошлые грехи тебе прощаются».

На суд она и матери других подсудимых пришли с иконами. Вывели сына, он тоже решил достойно принять любую участь. А решать ее должны были 12 присяжных. На Юге в некоторых местах такое практикуется. После недолгого обсуждения вынесли вердикт: «Невиновен».

Адвокат потом признался, что такого единодушия в суде он в своей практике не припомнит.

Вот как должны матери бороться за своих детей. После этого семья Раисы все продала на Ставрополье, старший сын переехал в Москву, остальные подались в Сергиев Посад. Муж в Лавре реставратором работает, Раиса при трапезной в обители состоит. Денег не получает, но продуктами семья полностью обеспечена. Когда войвожцы приехали, Раиса смеясь рассказала:

– А мне накануне продукты из Лавры все несут и несут. Думаю: куда нам столько, а оказывается, это для вас Господь стол готовил.

Такая история. Одна из многих, что услышаны, увидены были в пути.

На литургии в день моего приезда церковь Николая Чудотворца была переполнена. Столько людей в поселковых храмах я до сих пор не видел. Как этот небольшой батюшка с тихим голосом и двумя месяцами церковного образования смог собрать их здесь – в голове не укладывается. Воистину – Дух дышит, где хочет.

На Преображение случилось событие, последствия которого доставили отцу Сергию немало приятных минут.

Матушка Фотинья: «Когда запели «Верую...», вижу: по дорожке прямо к храму парочками голуби идут. Ну просто как люди. И так мне радостно на душе стало. Совсем немного до церкви не дошли, собака откуда-то выскочила, помешала. Взлетели голуби, уселись под козырек крыши. А ведь прежде птички у нас не жили. Но с тех пор каждое утро в половине восьмого прилетают, батюшка любит их кормить. За голубями и другие птицы потянулись – воробьи, синицы...»

«С тех пор, – продолжает матушка Фатинья, – потянулись в храм молодые пары, и деток стали приводить».

Первым появился Данилка, как раз после Пасхи, незадолго до того дня, как нефть пошла из заброшенных скважин. Его рождения родители ждали пять лет и уже отчаялись было, дело шло к распаду семьи.

А потом крестились, венчались. Мама Данилки Оксана съездила в Троице-Сергиеву лавру и Дивеево, омылась в святых источниках. На праздник Живоносного источника в Светлую седмицу мальчик и появился на свет. На войвожцев эта история произвела сильное впечатление.

«И вот после Данилки пошли детки, – говорит отец Сергий. – На причастии четверо-пятеро одних только грудничков, а за ними кто постарше. Сегодня один маленький спит. Я ему:

Закряхтит: «я-я-я-я»; глазки закрыты, а ротик откроет, и я туда капельку.

А Данилка ждет-не дождется причастия, счастливый весь.

– Со страхом и верою приступите, говорю, а Данилка глаза широко раскроет, смотрит серьезно, руками машет – давай, давай, мол, про меня не забудь. Еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.

Живет в Вой-Воже художник Аркадий. Через большие страдания пришел к вере. И хотя в храм его водят под руки – сам он неходячий, – но находит силы других людей на ноги ставить.

У его племянника жена зачала третьего ребенка. Решили было сделать аборт, но Аркадий отговорил. И вот родился мальчик. Дыхание у него было затрудненное, думали: выживет ли?

Муж с детьми прибежал в церковь – первый раз в жизни, и пока жена лежала в роддоме, дважды исповедался и причастился. У маленького тем временем щечки порозовели. Когда выписали его из роддома, решили счастливые родители обвенчаться. И ведь не хотели ребенка, а вот какая радость вышла.

Отец Сергий рассказывает, как венчал он их. Было это в четвертом часу дня. Голуби к этому времени улетают уже, а тут два белых остались. «Что это они? – задумался батюшка. – А не венчания ли ждут?» И пока венчание не закончилось, птицы сидели рядышком, ждали и лишь потом вспорхнули, улетели.

Когда-то в том доме, где размещается сейчас молитвенный дом, была музыкальная школа, следом больница. Время от времени к батюшке подходят люди, заявляют:

– Этот молитвенный дом построен на крови младенцев-мучеников. Это святое место.

Наутро все вместе – отец Сергий, матушка Фотинья и я – собираемся ехать в Ухту на убогом церковном «уазике», кем-то подаренном по случаю.

Батюшка отдает последние распоряжения, особо тревожится, чтобы птиц покормили. Выходим – уже сидят под козырьком, нахохлившись, голуби, много голубей. «Не по числу ли самых верных прихожан», – не могу удержаться от улыбки.

Гляжу в окно на поселок, который к утру ожил, улицы наполнились людьми. Он напоминает мне выздоравливающего после тяжелой болезни человека, которого вымолили и выходили. Течет нефть, рождаются дети, звонят колокола. Жизнь здесь теперь иссякнет нескоро. Едем не спеша по дороге, тянущейся через заснеженный, сверкающий лес. Для кого-то Вой-Вож – это глушь, а ведь до города рукой подать, каких-то сто двадцать километров. У нас на Севере – это не расстояние.

назад

вперед

На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта.Гостевая книга