ПАЛОМНИЧЕСТВО
ФИЛИПП, УТЕШИТЕЛЬ ДУШИ
(Окончание. Начало в № 418)
«Мы так привыкли»
В бывшем медпункте, где запах лекарств давно уже выветрился, Виталий Тонков рассказал мне свою историю.
– В конце 80-х окончил я мединститут и меня как молодого специалиста направили в Кадуйский район на должность главного врача психинтерната.
Когда я приехал, в стенах монастыря проживало полторы сотни психбольных, за которыми присматривала лишь одна медсестра. Взявшись за дело, нашел медсестер, санитарок, большой ремонт начал, техникой разжился. И, главное, занялся реабилитацией больных. Вообще-то они считались психохрониками, то есть неизлечимыми, но среди них оказалось несколько человек с неправильным диагнозом, которых можно было вернуть к нормальной жизни. В общем, погрузился я в работу.
Историей монастыря в ту пору я почти не интересовался. О монахах напоминали только «привидения» – странные стуки, громкие шаги. Якобы ночью по монастырю ходят души бывших насельников. В такие вещи я не верю и сразу подметил, что «привидения» являются, лишь когда у нас ночуют гости – ревизия приедет или какое начальство из центра. Видимо, местные, а может, и наши психбольные этак шутили над городскими.
В 1994 году к нам приехала женщина из Петербурга, из Салтыковской библиотеки. Она писала работу о нестяжателе Ниле Сорском и заодно заинтересовалась преподобным Филиппом Ирапским. Они были очень похожи, эти два вологодских святых. Подарила она мне житие Филиппа. Как-то легло оно мне на душу...
Понимаете, преподобный был очень скромным человеком. Он не прославился ни письменными трудами, ни особыми подвигами, ни особыми чудотворениями. Это был простой молитвенник земли Русской. Но еще при жизни его отличали за миролюбие и утишение зла. Против него ведь много козней творилось – сначала князь Андрей Шелешпанский, потом местные крестьяне его хотели выгнать, и бесы его всячески искушали. Сколько здесь было препятствий для устроения монашества! То же самое, кстати, и сейчас повторяется.
Узнал я и про последние годы монастыря. Одна пожилая учительница вспомнила, как она в 20-е годы еще девчонкой приехала сюда создавать коммуну. К тому времени половина прежней братии, 20 человек, еще жила в обители. К этой учительнице монахи обращались по каждому поводу: «Матушка, благослови за сеном ехать... Благослови лодки смолить». Она смеялась: «Какая я вам матушка!» А они: «Мы так привыкли». Их настоятеля-то самым первым увезли и, скорее всего, расстреляли. Потом увезли и остальных. И колокол с колокольни сняли, да тот не дался в руки – упал с лодки, по сию пору лежит на дне Андоги, аккурат напротив монастырских ворот.
И все же, я считаю, Филипповой пустыни повезло. Коммуна, Дом отдыха здесь недолго просуществовали. Началась война, и в монастыре открыли госпиталь. Святое место по-прежнему служило исцелению людей. После войны госпиталь преобразовали в интернат для инвалидов войны, а с 74-го года – в интернат для психбольных. В 95-м году, как только я ремонт закончил, интернат закрыли.
– И вы остались без работы. Почему ж не уехали из этой глуши?
– За несколько дней до закрытия психинтерната я крестился в церкви. А тут еще монастырь вернули православным. Куда уезжать? Казалось, только сейчас все и начинается...
Свято место
– Монастырь передали Череповецкому Воскресенскому собору, – продолжает рассказ Виталий. – По благословению настоятеля о.Александра выбрали меня председателем приходской общины ну и как бы ключарем пустующей пустыни. Одновременно устроился я в местную школу, преподавал ОБЖ и биологию. Вскоре мы обрели мощи Филиппа Ирапского, и о.Александр увез их в Череповец. И тут начались первые искушения.
Представьте, наша районная администрация вдруг заявляет чуть ли не о похищении мощей. Чиновники вместе с милицией поехали в Череповец мощи обратно отнимать. Ситуация фантастическая. Приехали они в город, узнали, что работы по выкапыванию мощей велись криминалистами из Генпрокуратуры, и только тогда успокоились. Кто этот скандал инициировал, так и осталось загадкой.
А за месяц до этого какие-то подозрительные личности купили здесь дом. Это большой двухэтажный дом почти под самыми стенами пустыни. Раньше в нем, кажется, была гостиница для паломников. Я сразу заподозрил, что это сектанты. Накануне к нам в монастырь уже приезжали представители «Церкви добрая весть», просили показать постройки. Ходили, ко всему примеривались. И после этого зачастили сюда машины с московскими номерами. Я так понял, что они не прочь завладеть и всем монастырем, устроить здесь загородную базу.
Народ сей, надо сказать, очень прилипчивый. Шел я как-то мимо, они увидели, что у меня ячмень вырос на веке. «Подожди! – говорят, – Сейчас мы о тебе помолимся, и ячмень пройдет». Действительно, исчез ячмень к вечеру. Но меня этим не проймешь: у нас подобное любая знахарка умеет.
Вскоре местные мне рассказали, что по ночам на берегу реки видели какие-то сборища, люди костры жгут, прыгают, «аллилуйя» кричат. Сходил я на то место и нашел около кострища странную яму сантиметров 80 шириной и три метра длиной. Покрыта досками, с одной стороны лаз оставлен. Поместиться в этом склепе можно только лежа, так что на землянку не похоже. Долго я думал, что же это напоминает, и вдруг вспомнил. Есть такой сектантский ритуал «воскрешения»: человек ложится в могилу, его как бы хоронят, а потом он «восстает из мертвых». Потом я читал про эту секту: их учение схоже с американской «теософией процветания», и будто бы даже колдовство они применяют. Но достоверных фактов там не приводится. Хотя символика этой «доброй вести», которую я в Череповце видел, довольно странная: на кресте изображена дверь, за которой ступеньки лестницы ведут почему-то вниз.
Вскоре в монастырь прикатила на иномарке необычная гостья – бодренькая такая 70-летняя старушка, назвавшаяся... бизнесменом. Якобы у нее огромная фирма, выпускает продукцию 17-ти наименований, к тому же монастыри восстанавливает – уже два десятка восстановила. Гляжу на нее: на «фирмачку» совершенно не похожа, ясно как день, что завирает. Посмеялся про себя и спрашиваю, что ей, собственно, надо? Она говорит: «Я хочу ваш монастырь восстановить». И между делом так просит ей дать документы, по которым постройки и земля переданы нынешнему владельцу. Ах вот оно что!
Суть в том, что когда монастырь передавали Воскресенскому приходу, почему-то забыли поставить подпись в свидетельстве на землю. И старушка-бизнесмен хотела удостовериться. Расчет простой: под любым видом поселить своих людей в монастырь, потом спровоцировать судебное разбирательство и, пользуясь тем, что у нас документы не в порядке, отчуждить землю себе. Я этой Александре Александровне (так она назвалась) говорю: «Вот что, раз у вас фирма богатая, для начала сварите нам железные ворота со стороны реки. А там дойдет дело и до документов». Она: «Вы мне не верите?!» Я: «Давайте начнем с ворот...» И после этого ее ни разу не видел.
Между тем решалась судьба монастыря. Уж не знаю, кто подал эту идею – открыть в Ирапской пустыни лечебницу для наркоманов, но она понравилась сразу. И отцу Александру, и мне. Не успели мы вплотную ею заняться, как вдруг слухи по району поползли. Будто сюда свезут наркоманов, 540 человек, и весь Кадуйский район на иглу сядет. Какой-то немыслимый ажиотаж. Интересно, что основная волна его пошла как раз из школы, в которой перед этим побывала уже упоминавшаяся «Церковь добрая весть» – они снимали там помещения для своего летнего лагеря.
И как все сразу круто повернулось! Муниципальное собрание района, «учитывая общественное мнение», вдруг принимает решение отнять у Воскресенского прихода монастырь и передать другим.
Мы, конечно, пытались объяснить. В центральной районной больнице устроили конференцию, отец Александр привез из Череповца авторитетных специалистов-наркологов. Интересная беседа получилась. Главврач этой больницы мне говорит: «Слушай, вот пойдет к вам в монастырь молодежь на дискотеку, а там эти ребята и дадут им наркотики». – «Да какая ж в монастыре дискотека!» – удивляюсь я. «А что, не бывает?» И это главный врач, образованный человек!
Объясняю: «Вы что, думаете, навезут сюда наркоманов, и они станут раздавать наркотики направо-налево? Поймите, в стационаре разве это возможно? Там постоянное наблюдение за больными. Если кто употребит наркотик – это же будет видно. Его сразу отчислят». Перед этим я ездил к о.Сергию Белькову, который в п.Саперном под Петербургом устроил такой же центр. Так вот за 5-летнюю его практику только один случай был, когда девчонка сорвалась на иглу. Для таких больных, кстати, гораздо актуальнее уйти в запой. И даже на это у них времени нет, они же по 12 часов трудятся, остальное время молятся и спят – все сделано, чтобы отвлечь человека от мысли о наркотиках.
Эти ребята вовсе не «заразные». Все, кого в центр принимают на реабилитацию, – обязательно должны быть добровольцами, страстно желающими избавиться от наркозависимости. Собственно, таких только и можно вылечить. Плохому они уже никого не научат.
– Чем же все закончилось?
– Вмешался губернатор. Монастырь, конечно, у нас не отобрали. Но и планам по открытию центра пришел конец. Так что до сих пор эти стены пустуют.
Рассказал Виталий и о других начинаниях. Хотели в монастыре открыть православный детский лагерь, потом задумали интернат для пожилых священников. Старейший иерей епархии о.Василий Чугунов всюду ездил, хлопотал об этом. Но денег никто не дал.
* * *
Из медпункта, бывшего архимандритского корпуса, мы вышли во внутренний двор, обнесенный крепостной стеной. Глазам предстали два храма – Троицкий и Казанский, с торчащей из него трубой.
– Кочегарка была?
– Да. Но ничего с ним не сделалось, он в прекрасном состоянии. А вот Троицкий собор сильно погорел. Только мы взялись за его восстановление, случился пожар. И как раз на праздник Троицы. То ли поджог, то ли воля Божья – мол, сколько можно терпеть бездеятельность. И что примечательно. Внутри собора при коммунистах много перегородок наделали, тут ведь было общежитие для женского медперсонала – два этажа с кухней, библиотекой, потом еще бильярд поставили. Все это дотла сгорело. А старый пол, монахами еще настеленный, совсем не обуглился – целехонек.
Подходим к Казанскому храму. Действительно, ни одной трещинки на закопченных стенах.
– Его в первую очередь восстанавливать начнем. Посмотрите, какие стены! Прежде тут гараж хотели устроить – начали рубить ворота, да не смогли кирпич раздолбить.
– Да, раньше все крепко делали.
– Ну, пожалуй, не все, – уточняет доктор. – Вон в хоздворе конюшня, кирпич там полуобожженный, тронешь – сыплется. Каждой вещи свой срок отмеряли.
– Все же наши деды яйца в раствор клали, старались. А сейчас так не делают, – настаиваю на своем.
– В современный цемент сколько яиц ни клади, крепче не станет. Раньше просто иная технология была, ближе к природе. Какой в природе главный закон? Смерть порождает жизнь. Как сказано у апостола Иоанна: «Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода». Закон превращения. Вот представьте, как обыкновенная земля могла обратиться в такую монолитную стену?
Доктор погладил рукой по кирпичам и продолжал:
– А было так. Из карьера для кирпичей взяли известь – карбонат кальция. Потом его жгли в печи, где он «умирал», превращаясь в CaO, оксид кальция. Затем его гасили в воде, и получался уже вовсе CaOH2, гидроксид кальция. Этим гидроксидом выполняли кладку. И потом уже, в кладке, он впитывал из воздуха углекислый газ и вновь превращался в исходный материал – в карбонат. Вновь обращался в камень. Происходил полный кругооборот: жизнь – смерть – новая жизнь. В раствор добавляли яичный желток, молочную сыворотку или просто трупы животных – то есть белок, который служит источником углерода. И все это вместе так спаивалось, будто изначально было цельным.
Прощаясь с монастырем, погладил и я шершавый камень стены. Дойдя до ворот, оглянулся, чтобы запечатлеть в памяти церковь с торчащей из алтаря закопченной трубой. Интересно, действует ли в истории этот природный «закон превращений»? Умерши и вновь возродившись, станет ли наша вера так же крепче, так же монолитнее?
О психах
Обратно в Никольское мы шли не спеша. Под ногами чавкала грязь, и я мысленно возблагодарил Виталия за резиновые сапоги, в которые он переобул меня еще утром.
В сгустившемся сумраке дорога едва виднелась, и лишь небо, еще не угасшее, четко очерчивало путь – по абрису расступавшейся впереди лесной просеки. Виталий молчал. И я поймал себя на давно забытом ощущении... сверхреальности происходящего. Что, собственно, я здесь делаю? Как оказался в этом дремучем лесу? Впрочем, нет, не то... Лес тут не при чем.
Вспомнился вчерашний день, Череповец, часовня с мощами Филиппа Ирапского, молитва ему: «Да избавимся всяких скорбей и болезней душевных». И запись про девушку в книге исцелений: «Преподобный услышал один ее вздох, и ей стало хорошо». Вспомнился рассказ Виталия. Вот он идет рядом, последний хранитель Филипповой пустыни. И как странно, что он... психиатр. Дипломированный целитель душ. Разве такие совпадения бывают?
Чтобы скоротать дорогу, стал я расспрашивать его о профессии. Между прочим, задал вопрос:
– Виталий, бывает, отдельный человек почему-то впадает в беснование или, по-научному, в невроз, паранойю. А бывает то же самое с народами? Как психиатр, ты можешь объяснить, почему в какой-то промежуток времени целый народ начинает вести себя совершенно ненормально?
– Ты имеешь в виду массовые психозы?
– Нет, масса – это безличное сборище. Я говорю о народе, о нации, о человечестве. Ведь что-то ненормальное стало происходить с нами в последние сто лет. Тысячу лет Европа была христианской, и вдруг такое неверие, цинизм, страшные войны, разврат. А революция 17-го года? Какое-то всеобщее безумие.
– Да, я думал об этом. Это шизофрения, раздвоение сознания. Одной частью ума люди остаются в реальности, а другой переживают какую-нибудь идею фикс. Такой болезненной идеей, я считаю, для ХХ века стала идея прогресса. Истинная суть ее в том, что человек отказывается от ответственности. Мол, я всего лишь «потомок обезьяны», часть эволюции, с меня взятки гладки. Бога нет, мир возник самопроизвольно, механически, сам собою развивается, а я лишь плыву по его течению.
– Это дарвинизм. Но его же давно научно опровергли.
– Да при чем здесь наука! Ею просто прикрываются, чтобы скрыть душевную слабость. Вся загвоздка именно в этой слабине – в страхе перед вечностью, перед своим бездонным, непознаваемым «я», в страхе перед образом Божьим. Фактически человек бежит от своего настоящего «я». Так и начинается безумие.
Взять современного образованного человека. Он очень гибок, и с ним можно разговаривать о чем угодно. О параллельных мирах – пожалуйста, почему бы и нет. Инопланетяне? Что ж, возможно, они существуют. Что угодно назови – со всем может согласиться. Но когда скажешь, что был Творец, – о, тут всякие допуски и вольности вмиг кончаются. Шерсть встает дыбом, зубы оскал приобретают. Сколько раз я это наблюдал – и всегда поражался. Больного, бывает, осматриваешь, живот щупаешь: все мягко, мягко, вдруг бац – боль! Кричит: «А-а-а!» И тут то же самое.
Видите? Вопрос о Боге – он не праздный. Скажи человеку, что в Австралии найдены динозавры, причем живые. Ведь поверит. Или что в океанской впадине обнаружена черепаха, на которой раньше мир держался. Ну, пожмет плечами, да и только. Почему? Да потому что это его ни к чему не обязывает. А мысль о Боге – о, это уже начинает тревожить. Ведь если есть Бог, то значит мое «я» не просто так существует, надо что-то с собой делать, спасать себя для вечности... Дискомфорт, понимаете. А не проще ли сунуть голову в песок, будто меня и нет?
– Я слышал, сумасшествие невозможно излечить.
– Об этом до сих пор спорят. Что я знаю точно – сам человек от безумия избавиться не способен. Если душа слаба, то как ей с недугом справиться, как пересилить? Даже такое простое расстройство, как алкогольная зависимость, самому не преодолеть. Бывает, конечно, алкоголик собирает волю в кулак, бросает пить. Но это даром ему не проходит. Сколько раз я наблюдал, как у таких «исправившихся» меняется личность, они становятся обуреваемы страшной гордыней, в быту их уже трудно терпеть. Почему? А представьте человека, плывущего по реке в байдарке. Ему неудобно, он скрючился, хочется выпрямиться в полный рост. Тогда он встает – и лодка дает крен, вот-вот перевернется. Так же и тут. Душа человека, как лодка на воде, сама по себе не имеет опоры. Нужно, чтобы кто-то придерживал за борт, пока она выпрямляется...
– В психиатрических клиниках это делают врачи?
– Должны делать. Но я бы не стал переоценивать психиатрическую науку. Мы не то что лечить, даже диагноз порой не можем поставить. Вот, скажем, приходит ко мне на прием парнишка 19 лет, выпускник интерната для слабоумных. В документах значится – олигофрен. А он мне про «моральное давление» толкует, про «интеллектуала» и прочее – такие слова использует, о которых олигофрен даже помыслить не смог бы. То есть с абстрактным мышлением у него все в порядке. Пытаюсь парнишку устроить в ПТУ, на работу – нигде не принимают. По документам он проходит как «олигофрен». А что получилось? Когда-то в первом классе обычной школы педагоги испытали с ним какие-то трудности, вот и спихнули «к психам».
Это еще что! Одному и тому же человеку в Москве могут поставить шизофрению, в Петербурге – психопатию, а в Харькове вообще его признают здоровым. В Москве до сих пор довлеет школа академика Снежневского с его латентной, то есть скрытой, шизофренией. Эта школа расцвела в сталинское время, когда любые отклонения в поведении инакомыслящих были достаточны для заключения в психлечебницу.
– Мрачная картина.
– Без Бога – потому и мрачно.
Слон, слоны, слонопотамы
Так за разговорами дошли до Никольского. В окнах амбулатории горел свет – жена Виталия ждала нас, собрав на стол. Поужинав, расположился я в хозяйском кабинете, исследуя богатую библиотеку сельского доктора. Особенно понравилось мне роскошное издание Брэма, про животных.
– А вот жираф, – заметив открытую страницу, весело прокомментировал Виталий, – поразительное существо! Чудо! У него в имени сразу три «е» – «длинношеее». Вот он и смотрит на них с высоты своей шеи, усмехается.
– На кого смотрит?
– Да на дарвинистов, кого же еще! По теории Дарвина, жираф – нонсенс. Произошел он, как считается, от козы, обитающей в саванне. Еды в этой саванне – завались, ежегодно там вырастает 30 тонн надземной фитомассы на гектар. Для сравнения: у нас на севере всего 4,5 тонны, максимум. Это когда трава по пояс. В общем, не голодала эта козочка. Но очень захотелось ей попробовать листьев на дереве. Потянулась, потянулась – и вот какая шея у нее выросла. Как, почему? Эволюционисты руками разводят. Это ж сколько неудобств. В шее всего семь позвонков, как у воробья. Между тем, рост жирафа – пять с половиной метров. Колебания кровяного давления – 220 на 160, выше, чем у кого-либо. Представьте: голова там, наверху, и вдруг жираф наклоняет ее к земле. Это все равно как чайник горлышком вниз опрокинуть. Это же мгновенный инсульт, разрыв мозговых сосудов! Но жираф не так прост, в шейной вене он особые такие клапаны отрастил, вроде шлюзовых камер, чтобы кровь ступенчато стекала. И все ради чего? Ради зонтичной акации. Кроме нее, жираф ничего не ест, хотя на земле под копытами полно другой пищи.
Где логика? По теории эволюции, каждый вид должен прогрессировать, все лучше и лучше приспосабливаясь к окружающему миру. А мы что видим? Наша «сумасшедшая» птица клест яйца откладывает зимой и птенцов выводит в морозы. Ради чего, почему? А потому что она питается только хвоей сосны и ели. Причем есть клесты-еловики, есть клесты-сосновики. Бывает неурожай на елку, бывает – на сосну. Что бы им не переключаться туда-сюда? Нет, голодают.
Коала питается одним эвкалиптом, исключительно им. Есть несколько видов эвкалипта, соответственно, есть и несколько видов коал. Так называемый бамбуковый медведь питается бамбуком. Бамбук растет 100 лет, потом цветет, и вся роща умирает. Вместе с медведями.
Примеров тысячи. Где же прогресс, поступательная эволюция? Я вот пытаюсь представить, как муха может превратиться в слона. Есть такая игра: в слове меняешь буквы, чтобы получались иные смысловые значения. Например, «слон – слог – стог – стяг...» Пока не образуется «муха». В генной инженерии такое возможно. Так, вероятно, и Творец создавал наш мир, перебирая разноцветные гены-буковки. А эволюция – это совсем другое. Там буковки не меняются, а лепятся друг к другу: «слон», потом «слоны», потом «слонопотамы»... Целая фраза со «слоном», из которой должны вырасти рассказ, повесть. Эволюционируя, существо должно накапливать все большую генетическую информацию. Но что мы видим на самом деле? У человека генетический код состоит из 46 хромосом. У шимпанзе их 48, то есть на две больше. Значит, обезьяна произошла от человека? А у рака, представь, хромосом около 100 штук.
Дарвинисты все валят на мутацию. Но слепая мутация – это вырождение, это любому медику и биологу известно. Тогда бы мы пришли к голой планете, покрытой простенькой травкой, по которой бегают мелкие всеядные крысоподобные существа. Не было бы Божьего мироздания, удивительного своим разнообразием.
Почему отказались от селекции, когда возникла необходимость заставить кишечную палочку вырабатывать инсулин? Есть такая методика лечения диабета – если у человека нет инсулина, то он может получать его прямо из своего кишечника при помощи такой модифицированной палочки. Дарвиновской селекции не доверили, обратились к той же генной инженерии. То есть пошли по пути Творца, а не слепой природы.
Эволюционисты любят ссылаться на закон «бритвы Окама», который гласит: если есть возможность объяснить явление другими простыми явлениями, то зачем прибегать к сложным? И при этом лукавят. Потому что идея Творца намного проще и естественнее, чем идея происхождения видов, которая из-за множества нестыковок вынуждена усложняться и усложняться.
Теория Дарвина за 200 лет не принесла никаких плодов. Менделеев придумал Периодическую систему – и она помогла открыть новые элементы, понять строение микромира. То же самое с теориями Бутлерова, Эйнштейна и других. А Дарвин? Только смуту внес в науку и человеческие души!
Слушая монолог сельского врача, я продолжал листать Брэма.
– А вот искомый слон, – обрадовался он, упершись пальцем в картинку. – Какое чудо! Называют еще венцом природы. Беременность – 24 месяца, то есть два года дитя вынашивает. Сам весит до 7,5 тонны, а новорожденный – 100 килограммов!
Виталий продолжал «ругать» слона, мол, чего он такой неприспособленный, совсем не эволюционный. Но по тону чувствовалось, что он любуется этим «слонопотамом»... Спать я улегся почти под утро, с четко оформившейся мыслью: «Не-по-бе-ди-мый!»
* * *
Вернувшись в Череповец, вновь зашел я в часовню приложиться к мощам преподобного Филиппа (на фото внизу). За свечным киоском стояла та же матушка Юлия. Заглянул в книгу исцелений – там прибавилось еще две записи. И все такие же простые: «Тяжесть куда-то пропала, и... стало хорошо».
Мне тоже было хорошо. С легкой душой отправился я на вокзал.
М.СИЗОВ
Вологда – Сыктывкар
Фото автора.
| назад |
| вперед |  |
